Свет Азии

Одна из красавиц спала, подложив свою многострунную вайну под щеку, держа пальчики на струнах, как будто убаюканная последними нотами легкой песенки; другая обнимала степную антилопу, положившую свою красивую головку к ней грудь: антилопа ела, когда они обе вместе заснули, — девушка еще держала в раскрытой руке полуощипанную розу, и розовый лепесток виднелся на губах животного.

Две подруги задремали вместе, сплетая венки могра; и гирлянды цветов связывали их одну с другой, сердце к сердцу, стан к стану; одна склонила голову на ложе, усеянное цветами, другая — на плечо подруги.

Одна перед сном низала ожерелье из агатов, ониксов, сердоликов, кораллов, сардониксов — теперь оно блестело пестрым браслетом вокруг руки, в которой она держала приготовленное для него запястье из зеленой бирюзы с изображениями богов и надписями.

Убаюканные мерным шумом ручья, они лежали на мягких коврах, точно девственные розы, свернувшие лепестки в ожидании зари, когда они распустятся и украсят собою свет нового дня.

Такова была смежная со спальней горница царевича. Около самой занавеси, разделявшей эти две комнаты, лежали две прелестнейшие красавицы— Гунга и Гаутами, две главные жрицы в этом мирном храме любви.

Голубая с пурпурными полосами занавесь, затканная золотом, прикрывала двери красного дерева. через которые по трем ступенькам можно было подняться в роскошнейший альков[7], где под балдахином из серебристой ткани стояло брачное ложе, мягкое, как груда нежных цветов.

Стены здесь были искусно выложены перламутром, добытым в водах, омывающих Ланку[8] алебастровый потолок быль покрыт цветами лотоса и птицами из лазурита, яшмы, нефрита и гиацинта. Вокруг потолка, по стенам и карнизам проделаны были решетчатые окна, через которые вместе с лунным светом и прохладным ветерком вливались ароматы цветов и жасминных ветвей; но ничто извне не могло сравниться красой и нежностью с обитателями этого убежища, прекрасным сакийским царевичем и стройною, блистающею красотой, Ясодхарою.

Полупривстав в своем мягком гнездышке, спустив с плеча покров и закрыв лицо руками, прелестная царевна тяжело вздыхала и плакала горькими слезами. Три раза коснулась она губами руки Сиддхартхи и при третьем поцелуе простонала:

— Проснись, государь! Успокой меня своим словом!

— Что с тобою, жизнь моя? спросил он.

Она ответила лишь новым стоном, пока не смогла наконец, заговорить.

— Увы, мой повелитель, — сказала она, — я заснула вполне счастливою, так как сегодня вечером я дважды почувствовала под сердцем биение жизни, радости, любви, — приятную музыку, убаюкавшую меня, но — о горе! во сне мне представились три страшные видения, от которых до сих пор бьется мое сердце! Мне пригрезился белый бык с широко-раскрытыми рогами — краса пастбищ, — шедший по улицам; на лбу у него был драгоценный камень, сиявший как яркая звезда, или как тот камень кантха, посредством которого Великий Змей производит дневной свет в подземном царстве. Тихо шел оп по улицам к воротам и никто не мог остановить его, хотя из храма Индры и послышался голос: «Если вы не остановите его, слава этого города погибнет!» — но никто не мог удержать его. Тогда я громко зарыдала и обвила руками его шею, и боролась с ним, и приказывала людям загородить ворота; но бык-великан заревел, освободился, слегка тряхнул головой, от моих рук, бросился к загородке, откинул сторожей и вышел из города.

Потом мне приснилось вот что: четыре неземные существа с блестящими глазами, прекрасные, как владыки земли, обитающие на горе Сумеру[9], слетели с неба, окруженные толпой бесчисленных небесных духов, и тихо спустились в наш город, на воротах которого развевалось золотое знамя Индры. И вдруг это знамя упало и вместо него поднялось другое — серебряное, горевшее рубинами, сиявшее новыми словами, мудрыми изречениями, преисполнившими радостью все живые существа. С востока поднялся легкий восточный втер, развернувший складки драгоценной ткани и показавший письмена всем живым существам, — и вот посыпался целый дождь чудных цветов, произрастающих в неведомой мне стране, таких ярких, какие никогда не расцветают на наших лугах!

Тогда сказал царевич:

— О, мой цветик! То был приятный сон!

— Да, государь! — отвечала царевна, — но у сна этого был страшный конец: послышался голос, который кричал: «Время близко! Время близко!»