Я с миром обетами крепкими связан,
И я их исполню теперь!
След истины должен искать я по свету,
Чтоб людям спасение дать,
Покуда задачу не выполню эту,
Пути мне назад не видать.
Но Чанна промолвил:
— Царевич, ужели
Солгали царю мудрецы,
Когда предвещали тебе с колыбели
И царств, и народов венцы?
Ужель ты расстанешься с этим жилищем,
Богатство и блеск оттолкнёшь,
И странником бедным, отверженным нищим
Один и в лохмотьях пойдёшь?
Царевич ответил:
— Что роскошь, и слава,
И призрачный царский венец?
Все радости мира — обман и отрава,
И смерть — неизбежный конец.
Подай мне Кантхаку!
Но Чанна с участьем
Заметил:
— А горе отца
И тех, что живут твоей жизнью и счастьем?
Ты всем растерзаешь сердца!
Сиддхартха ответил:
— Любовь эта ложна,
Живёт она ради утех…
Иначе люблю я и, если возможно,
Спасу я любовию всех!
Подай мне Кантхаку!
И Чанна тоскливо
В конюшню пошёл, удила
Одел на коня и затем молчаливо
Стал чистить его, хоть бела,
Как снег, была кожа его… На Кантхаке
Седло укрепил с чепраком,
Что ярко сияло убором во мраке,
И вышел наружу с конём.
Царевича конь угадав издалёка,
Копытами громко забил,
Заржал. Но дворец спал беззвучно, глубоко
Под сенью божественных крыл.
Спала и вся стража. Спокойно и смело
Царевич погладил коня
И молвил:
— Стой смирно, красавец мой белый,
Стой смирно и слушай меня.
О, будь мне, как был ты до этого предан.
Я истину еду искать.
Пусть труден мой путь и никем не изведан,
Все ж тайну я должен узнать!
Неси меня смело к таинственной цели!
Послушен будь, добр и ретив,
Ни вражьи мечи чтоб сдержать нас не смели,
Ни горы, ни лес, ни обрыв!
Лишь только скажу я: «Вперёд», — ураганом
Мчись, конь мой, отважен, могуч,
Как смерть, над окутанным тьмой океаном,
Как молния в небе из туч.
Будь предан мне, конь мой! Коль свет мы добудем,
Величье со мной раздели.
Спасенья ищу я животным и людям,
Всем бедным питомцам земли.
И быстро вскочил на коня он; рукою
Коснулся вскользь гривы, и конь
Помчался стрелою, из камня ногою
Порой высекая огонь.
Однако никто не проснулся в тревоге,
Чтоб в замок Сиддхартху вернуть:
Собравшись толпою, хранители боги
Цветами усыпали путь.
И сказано в книгах: когда подъезжали
К воротам они, то якши
Волшебные ткани коню подстилали,
Чтоб шёл он беззвучно в тиши.
Когда же к воротам они подъезжали
С запором тройным, что с трудом
Сто дюжих людей тяжело поднимали,
Бесшумно во мраке ночном
Раскрылись ворота. Меж тем, как далёко
Их скрип разносился всегда,
Вторые и третьи ворота широко
Раскрылись без шума, когда
Подъехал царевич…. И стража за ними
Глубоким покоилась сном:
Начальники рядом с рабами своими,
Оружье валялось кругом.
Сломил всех их ветер снотворный заране,
Стократно снотворней, чем тот,
Что ночью над маковым полем, в тумане
Близ Малвы на крыльях плывёт…
Так выехал юный царевич свободный.
Лишь только звезда на восток
Спустилась, и тихо над гладию водной
Рассветный подул ветерок,
Царевич коня удержал и, волнуем
Печалью, на землю шагнул,
И тихо к Кантхаки челу с поцелуем
Последним любовно прильнул.
Потом обратился он ласково к Чанне:
— Что сделал ты, брат, для меня,
Для мира заблещет спасенья лучами…
Возьми же скорее коня,
Одежду, и меч, и убор мой жемчужный,
И прядь моих длинных волос,
Отдай все царю и скажи, что не нужно
О сыне ни горя, ни слёз!
Пусть он обо мне позабудет, доколе
Я вновь не вернуся домой,
Увенчанный мудростью краше и боле,
Чем царства венец золотой!
И если победу над тьмой одержу я,
Весь мир предо мной упадёт,
И с радостью светлой мне руки целуя,
Владыкой меня назовёт.
Скажи, что ты слышал, царю. Я же ныне
От мира отрёкся навек
Для мира, и путь свой направил к святыне,
Которой не знал человек!
Книга пятая
Вокруг Раджагрихи пять гор возвышались,
Столицу царя Бимбисары храня:
Байбхара, покрытая зеленью свежей,
Бипула, в подножьи которой, звеня
О камни, струилась Cарсути, за нею –
Тенистая Тапован, ниже — пруды,
Где чёрные скалы, источники масла,
Глядятся в спокойное лоно воды.
На юго-востоке — гора Шайлагири,
Там — коршунов царство, а дальше за ней
Стоит на востоке гора Ратнагири,
Гора драгоценных камней.
Дорожка, мощённая плитами, смело
Бежала полями, где рдели цветы
Шафрана, по зарослям мощных бамбуков,
Чрез рощицы манго, скрываясь в кусты,
И вновь выбегала к утёсам, где яшму
Ломали, и дальше лощинами шла
Под сению пальм многолетних в пещеру
И там пропадала, чиста и светла.
Прохожий! Приблизившись к этому месту,
Сними свою обувь, главу преклони;
Священнее нет уголка под луною:
Здесь Будда провёл испытания дни.
Здесь вынес он холод, и дождь, и ненастье
Осенних ночей, здесь облёк он себя
Одеждою жёлтою, тем знаменуя,
Что жить будет нищим, о мире скорбя,
Питаться одним подаяньем случайным,
Без крова, один, спать на голых камнях,
Когда по окрестностям рыщут шакалы
И с рёвом скрываются тигры в кустах.
Дни, ночи, суровым постом убивая
Для неги и холи рождённую плоть,
Сидел, углублённый в свои размышленья
Всесветно-любимый Господь,
Подобно скале, на скале неподвижно
Учитель без пищи и сна пребывал.
Его не боялися звери, а голубь
Из чаши у ног его зерна клевал.
Так с полдня сидел он, всегда погружённый
В заветные думы о том, как помочь
Страданиям мира, сидел неподвижно,
Пока не спускалась прохладная ночь,