Свет Азии

В котором приют мы находим порой

И свет обретаем не яркий, но годный

На то, чтоб увидеть зарю над землёй?

Но йоги воскликнули все в один голос:

— Мы выбрали путь и пойдём по нему,

Хотя б сквозь огонь проходить нам пришлося,

Сквозь холод, ненастье и страшную тьму!

Мы верим, что смерть успокоит страданья,

Что муки замрут в истомлённой груди…

Скажи, если знаешь ты лучше дорогу,

А если не знаешь, то с миром иди!

И шёл он, скорбя, что несчастные люди

Так смерти страшатся, что страхом живут;

Так к жизни стремятся, что в страхе, не смея

Любить её, тело терзают и рвут,

Желая богам угодить, недовольным,

Что счастьем земным наделён человек;

Сам ад уничтожить, свой ад создавая,

В безумстве мечтая о счастье навек;

Надеясь душой оторваться от тела,

Надеясь, что методом страшным своим

Они облегчают ей путь восхожденья,

Что будет награда впоследствии им.

Сиддхартха сказал:

— О, цветы полевые!

Вы нежно подъемлете к солнцу чело,

Своим ароматом и дивной одеждой

Его прославляя за свет и тепло.

Вы, гордые пальмы! Вы к небу стремитесь,

Вы нежно целуетесь с ветром морским.

Скажите мне вашего счастия тайну

И вместе со мной поделитеся им.

А вы, быстрокрылые птички-певуньи,

Вам ненависть к жизни безвестна, чужда,

Красу свою вы не клеймите презрением,

Не душит вас злоба, унынье, вражда.

А ты, человек! Ты — властитель природы.

Ты их убиваешь, ведь ты их умней,

Но мудрость твоя, напоенная кровью,

Сказалась в терзании плоти своей!

Учитель кончил речь свою

И видит: вниз по горным склонам

Нисходит стадо. Там к ручью

Стремятся овцы, там к зелёным

Цветущим пальмам козы льнут,

Пастух кричит и гонит стадо.

Ему сойти в равнину надо,

И в воздухе мелькает кнут.

Одна овечка шла за стадом

С двумя ягнятами, скакал

Один из них беспечно рядом,

Другой же сзади всех хромал.

Зашиб он ногу. Лентой красной

За ним вилася кровь, и мать

Его боялась потерять.

Тогда Благой с улыбкой ясной

Его на плечи возложил.

— Не бойся, бедная, я буду

Его хранить, — он говорил, –

И понесу с собою всюду.

От мук похвальнее отнять

Одно животное, чем праздно

О скорбях жизни размышлять

И мучить тело безобразно.

Вслед, обратившись к пастухам,

Он продолжал:

— Зачем до срока

Вы стадо гоните? Высоко

Сияет солнце в небе.

— Нам

Приказано для жертв богам

Самим царём пригнать до ночи

По сотне штук овец и коз.

И, устремив на стадо очи,

Господь печально произнёс:

— И я пойду за вами.

Знойно

Светило солнце. На плечах

Он нёс ягнёнка, в двух шагах

За ним овечка шла спокойно.

Лишь все приблизились к реке,

Подходит женщина, рыдая,

К нему и, руки простирая,

Сквозь слёзы говорит в тоске:

— Владыка светлый! Я из дома

В той роще. На закате дня

К тебе, страданием влекома,

В слезах пришла я, и меня

Ты пожалел. Мой сын единый

Вчера играл в цветах, смеясь,

Вдруг на руке его невинной

Змея спиралью обвилась.

Он с ней играл: то дёргал смело

Её язык, то открывал

Ей ротик свой, вдруг побледнело

Его лицо, он перестал

Смеяться, грудь хватать устами.

Тут кто-то мне сказал, что он

Змеёй смертельно уязвлён.

Я их просила со слезами

Лекарство дать мне, возвратить

Ему тепло и трепет тела.

Он был так мил, что умертвить

Его змея бы не посмела.

Тут кто-то мне сказал: «Вон там

Живёт святой. Иди, быть может,

Он обратится к небесам

И горю твоему поможет».

Тогда к тебе я подошла,

Сняла с малютки покрывало,

Твои колени обняла

И дать лекарство умоляла.

И ты, ты внял моим мольбам,

Твой кроткий взор был полн печали,

Ты вновь закрыл малютку сам

И мне слова твои звучали:

«Есть средство горю пособить:

Кто просит у врача совета,

Лекарство должен сам добыть.

Сперва тебе лекарство это

Поможет, а ему — потом.

Итак, найди зерно горчицы,

Но помни, только в доме том,

Где призрак смерти бледнолицый

Ни разу жертв не вырывал».

Так ты, учитель, мне сказал.

— Да так сказал, Кишаготами, –

Ответил с нежностью Господь. –

Что ж ты нашла?

— Я шла горами,

Лесами, нивой, городами,

У всех просила: «О, друзья,

Щепоть горчицы мне доверьте».

И все давали. Знаю я,

Что бедняки добры. Но смерти

Холодный призрак всюду был,

И жертв несчастных уносил.

И с благодарностью печальной

Я шла, просила у других,

Но всюду мне, многострадальной,

Один ответ звучал от них:

«Вот семя, но… мы потеряли

Раба», «У нас скончался брат».

И семя в горе и печали

Я возвращала им назад.

Учитель! Не нашла я дома

Где б не являлась смерть, и вот,

Оставив в нише водоёма

Ребёнка (он уж не берёт

Губами груди!), я искала

Везде тебя… О, научи

Найти тот дом, где б не бывала

Ни разу смерть! О, облегчи

Мне горе тяжкое! Тревожит

Оно мне сердце, словно нож.

Мне говорили все, быть может,

Они и правы… нет, нет, ложь,

Что умер он! Он жив. Владыка,

Скажи, он жив?

Но ей в ответ

Господь промолвил кротко:

— Нет.

Твоё страдание велико,

Но ты, стараясь отыскать

То, что никто найти не в силах,

Нашла бальзам для чувств унылых,

Страдалица родная мать!

Ещё вчера у бедной груди

Сном смерти спал ребёнок твой,

А ныне знаешь, что все люди

Болеют тою же тоской,

Но разделённые страданья

Для сердца легче и сносней.

Знай: я готов без содроганья

Отдать всю кровь души моей,

Чтоб осушить мирские слёзы,

Что заставляют проклинать

Любви прекраснейшие розы

За их способность уязвлять.

Зачем жизнь гонит всех созданий:

Зверей, людей и их царя –

Для всесожженья и закланий

К бездонной пасти алтаря?!