Свет Азии

Вряд ли меньше похож на душистый, весенний листок,

Чем Владыка в те дни на божественный образ прекрасный,

Озарявший красою блаженства волшебный чертог.

Раз на землю упал наш Владыка, борьбой истомлённый,

Бледен лик его был и загадочен очерк чела,

Он без чувства лежал, точно смерти косой поражённый…

Сердце смолкло в груди… Кровь по жилам его не текла.

Но случайно пастух шёл лесною тропинкою мимо.

Он заметил Сиддхартху, на помощь к нему поспешил…

Солнце жгло его с неба сквозь ветви дерев нестерпимо,

Хищный коршун над ним в вышине неподвижно парил.

И пастух наломал веток розы цветущей и дикой,

И устроил из них над священной главою навес.

Он, как низший, не мог прикоснуться к особе великой,

А в Сиддхартхе признал он любимца земли и небес.

Он из козьих сосцов влил в уста неподвижные прямо

Молоко… Между тем, ветви быстро над ним проросли

И из нежных цветов к небесам аромат фимиамом,

Как с кадильниц святых, полился от цветущей земли.

И навес из ветвей стал похож на шатёр освящённый,

Что воздвигнут царю на охоте, вдали от дворца,

И пастух божеством счёл Сиддхартху и пал поражённый

Пред сияньем его вдохновенно святого лица.

Вот очнулся благой и просил пастуха из кувшина

Дать ему молока.

— О Владыка! — сказал ему тот. –

Шудра я и не смею коснуться рукой властелина.

Он ответил ему:

— Милосердье и тягостный гнёт

Всех существ на земле породняют. У всех без различья

Одноцветная кровь, одинаково слёзы сольны,

И никто на земле не родится со знаком величья,

И пред взором врагов все живущие в мире равны.

Благороден лишь тот, кто всегда справедлив неизменно;

Низок тот, кому низость и злоба одни по плечу.

Дай напиться мне, брат, а, когда я свой подвиг смиренно

Совершу на земле, я сторицей тебе заплачу.

Взвеселился пастух и исполнил Сиддхартхи желанье.

Дни прошли. Раз Благой на дороге толпу увидал:

С музыкантами шли танцовщицы, полны обаянья,

К храму Индры… Один музыкант на бансуле играл,

Бил другой в барабан, третий струны тревожил ситары…

Стройно вторил им звоном на ручках изящных браслет:

Каменистой тропой шли на праздник весёлые пары,

Чтоб всесильным богам принести свой весёлый привет.

Впереди музыкант шёл с подругой прекрасной и юной

И струну за струной на ситаре тревожил слегка,

Женский голос звенел под журчавшие весело струны,

И лилась её песнь, как по камням струя ручейка.

— Под ситару танец в радость,

Коль настроена она,

Потому беспечно младость

Так в ситару влюблена.

Вы настройте нас, ситары,

С вами в тон, невысоко,

Пусть закружат в танце пары

Беззаботно и легко.

Перетянешь струны — лопнут,

Недотянешь — замолчат.

Пусть танцоры хлопнут, топнут,

Вместе с вами зазвучат, –

Танцовщица так пела, спускаясь тропинкой лесною,

Точно бабочка, лёгкой одеждой на солнце блестя.

И не знала она, что святого под пальмой густою

Вразумила своей беззаботною песней дитя.

Будда поднял чело, провожая кружок этот шумный,

И сказал им во след:

— Да, пожалуй, вы правы, друзья:

Как порой, мудреца поучает невольно безумный,

Так меня научила нехитрая песня твоя:

Я струну бытия натянул слишком сильно и смело,

Чтоб спасти на земле всех мелодией этой струны,

И в то время, как глаз прозревает уж истину, тело

Умирает без сил, а теперь-то они и нужны!

Нет, я должен иметь всё, к чему я стремился так страстно!

А иначе умру, и со мною навеки умрут

Упованья живых, и погибнут усилья напрасно,

И спасительный свет уж слепцы никогда не найдут!

Неподалёку от Владыки

Жил человек, его стада,

Богатства — честный плод труда –

Завидны были и велики.

Он был в почёте и признаньи

За благочестье, от того

Села название Сенани

Происходило от него.

Он был друг бедных и больных,

Его жена Суджата — тоже.

Она в окрестностях своих

Слыла всех лучше и пригоже,

И в мирной сельской тишине

Она судьбу его делила,

И если б небо наградило

Её сыночком, то вполне

Она сочла б себя счастливой.

Лакшми столь много раз она

Молила, верою полна,

И громко вслух, и молчаливо.

Лишь полнолуние пройдёт,

Она к Лингаму дар несёт,

Девижды девять раз обходит,

В молитве глаз с него не сводит

И приношения кладёт:

Венки жасмина, рис и масло,

Что из сандала, — всё напрасно,

Ей небо сына не даёт.

И поклялась тогда Суджата

Лесному богу, что из злата

Сосуд ему преподнесёт

Под древо, в коем он живёт,

Коль он молитве жаркой внемлет,

Участье в жизни их приемлет,

Семья их сына обретёт.

И вот свершилось: сын родился,

Красивый радостный малыш,

Здоровый миленький крепыш

На радость всем вокруг явился.

Три месяца прошло с рожденья

И с сыном на груди шла мать

В лес, чтобы жертвоприношенья

Лесному богу предлагать.

Слуга, отправленный Суджатой,

Чтоб лентой дерево обвить,

Вернулся, трепетом объятый

И стал в восторге говорить:

— О госпожа! В зелёной сени,

Где ты готовишь торжество,

Сложивши руки на колени,

Сидит лесное божество.

Какое дивное сиянье

Вокруг чела его горит!

Какого полон обаянья

Его величественный вид!

В благоговении безмолвном

Пред Буддою склонилась мать,

Чтоб с сердцем, радостию полным,

След ног его поцеловать,

И говорила:

— О, да будет

Владыка добр к своей рабе!

За скромный дар да не осудит,

Да снизойдёт к моей мольбе!

Вот молоко. Свои сосуды

Я для тебя им налила…

И мать смиренно в руки Будды

Златую чашу подала,

И, окропив в благоговеньи