Свет Азии

«Закройте ворота!» Но бык непослушно

Рванул… Я упала в тоске.

А он сторожей оттолкнул равнодушно

И скрылся из глаз вдалеке.

Потом, заполняя небесную сферу,

Слетели четыре гонца:

Владыки земли и жильцы горы Меру

Со свитой своей без конца.

Спустились на город, и знамя златое

Великого Индры с ворот

Упало, и вдруг поднялося другое,

И радостно вскрикнул народ,

И ветер, повеяв с востока чуть слышно,

Раскрыл серебристую ткань:

Рубины на ней красовалися пышно,

И мудрости светлая длань,

И дождь ароматных цветов — украшенье

Неведомых стран и полей –

На землю посыпался в то же мгновенье

В сияньи небесных лучей.

Царевич воскликнул:

— Мой лотос прекрасный,

Твой сон был приятен!…

— О, да!

Но только конец сновиденья — ужасный:

Неведомый голос тогда

Послышался, грозный, как рокот громовый:

«Час близок! Час близок!»… Но злой и суровый

Мой сон был последний. Мне снилось: тебя

Везде я ищу, нетерпеньем объята…

И имя твоё призываю, любя…

Гляжу на постель, а подушка не смята,

Лишь платье твоё на постели лежит, –

Вот всё, что осталося мне дорогого

От солнца, звезды моей, счастья земного!

Над ложем твой пояс жемчужный висит.

Я им опоясалась. Вдруг превратился

Твой пояс в змею и ужалил меня.

Браслеты мои разлетелись, звеня,

И жемчуг с поблекнувшей шеи скатился.

Истлели жасмины в моих волосах,

И брачное ложе, распавшись, упало.

И бык заревел, и опять услыхала

Я крик, наводивший мне на душу страх:

«Час близок! Час близок!» Я с воплем открыла

Глаза… Что за сны? Я умру?..

Иль, хуже, меня ты покинешь, мой милый?…

Ах, все эти сны не к добру!

И взором, как солнце нетленным и ясным,

Ей в кроткие очи смотря,

Шептал он:

— Не мучься сомненьем напрасным,

Моя золотая заря!

Знай, если любовь неизменная может

Дать чуткому сердцу покой,

Пускай твою душу печаль не тревожит:

Я — твой, Яшодхара! Я — твой!

Все сны твои — это грядущего тени,

Ты знаешь, как мучился я,

Пытаясь найти роковые ступени,

Средь горестной тьмы бытия.

И если по душам неведомым страстно

Теперь моё сердце болит,

И если страданьем чужим ежечасно

Страдает оно и горит –

Подумай, как часто я мыслью пытливой

Витаю средь братьев моих.

А ты, моё солнце, цветок нежный милый,

Ты мне ещё ближе других!

Ты плотью своей сочеталась со мною,

Когда мой тоскующий дух

Горел состраданьем, любовью святою,

Ища благодати вокруг,

Когда по морям, по долинам и горам

Блуждал он в томленьи, и вновь

На крыльях явился к тебе метеором,

К тебе, неземная любовь!

И верь мне: когда бы и что б ни случилось,

Припомни, как бык тот ревел,

Как царственно светлое знамя раскрылось

И ветер им тихо шумел,

И знай, что тебя я люблю неизменно!

Тебе я желаю добра.

И скоро, быть может, над всею вселенной

Забрезжит иная пора!

Прильни же ко мне с поцелуем устами,

И пусть в твоё сердце, как кровь,

Прильёт из груди моей вместе с словами

К несчастному миру любовь.

Спи сладко, царевна, займи наше ложе.

Заснула она, и опять

Вздыхала, как будто ей снилось всё то же,

«Час близок!» пришлось услыхать.

И видит Сиддхартха: в созвездии Рака

Сияет призывно Луна,

И звёзды в порядке предсказанном знака,

И речь их так ясно слышна:

— Ночь настала, великая ночь. Посмотри:

Две дороги лежат пред тобою:

Путь добра и величья. Любой избери.

Или властвуй, как царь, над толпою,

Или странником бедным отсюда уйди,

Посети города и селенья,

И, тщеславья змею задушивши в груди,

Людям дай и любовь, и спасенье!

Вместе с шёпотом ночи до слуха его

И призывная песнь долетела:

Точно было вблизи от него божество

И с полуночным ветром запело.

— Я иду! — прошептал он. — Ударил мой час.

На устах Яшодхары и в звёздах

Я читаю разлуку, и вместе — приказ…

О, любовь моя, свет мой и воздух,

Тут моё назначенье, мой путь и судьба!

Мне не надо венца и почёта!

Не влечёт меня власть и народов борьба,

И мишурных одежд позолота.

Я не рвусь обагрить меч победный в крови

На своей золотой колеснице.

Путь мой — путь всепрощенья, терпенья, любви,

И покровы мои — власяницы!

Прах земной — моё ложе, пустыня — приют.

Мои спутники — нищий, голодный…

В чащи леса, в пещеры, где звери живут,

Удалюсь я от жизни бесплодной!

Вопль земли меня мучит! Я должен идти!

Состраданье моё без предела!

Этот мир я спасу, если можно спасти,

Убивая влечения тела!

Кто из этих богов милосерд, справедлив?

И кому помогли эти боги!

Так за что ж им молитвы и пажити нив,

И жрецы, и почёт, и чертоги?!

Для чего же взывать к Вишну, к Шиве, к другим,

Если все они глухи, бесстрастны?

Жертвы тонут бесследно, как в воздухе дым,

А молитвы и слёзы напрасны!

И могло ли кого-нибудь это спасти

От болезни, от слёз, от мученья,

От отравы любви, от камней на пути,

От морщин, седины, одряхленья?

И могло ли от смерти спасти навсегда?

Дать разбитому сердцу отраду?

Мать могла ли родить без страданий когда

За молитвы и жертвы в награду?

Нет! Есть боги и злые, и добрые, но

И одни, и другие бесстрастны,

Вертим мы и они колесо — всё равно

Избежать перемены не властны!

Нас писание учит: неведомо где

И когда жизнь, приявши начало,

Заколдованный круг свой, подобно звезде,

В роковом колесе совершала,

Возвышаясь от атома до божества,

И являяся атомом снова,

Все сроднились вокруг. Но полна торжества,

Чья-то воля нас давит сурово.

О, кто может спасти от проклятий и бед

Человека? Кто ужас рассеет,