Свет и тени (ЛП)

Что касается рассудочного знания, сердечных чувств, миров разума, морали, религии и т. д., то все они связаны именно с этим телесным состоянием, и все его «высшие» и «низшие», «верхние» и «нижние», «божественные» и «человеческие», «добрые» и «злые», а также прочие стороны ни на йоту не выходят за его пределы и никоим образом не меняют того, чем в метафизическом смысле слова, в порядке абсолютной конкретности является человек (или, точнее, того, чем является Самость в образе человека). Духовное должно быть не просто пустой мечтой, поэтому необходимо, чтобы человек обладал силой для понимания этого факта, чтобы он целостно воспринял всё, чем он является, что он чувствует и думает, а затем отбросил всё это и пошёл дальше – к радикальному преображению своих взаимоотношений с внешними явлениями и самим собой. Таково метафизическое осуществление, постоянно занимавшее целую эзотерическую традицию, чьи корни сплетаются с корнями нашей истории.

Генон вновь заявляет об этих условиях, и в том его великая заслуга до тех пор, пока он остаётся в области негативных утверждений, то есть раскрывает свои взгляды на то, чем метафизическое не является, а не на то, чем оно является. Конечно, здесь мы находимся на неустойчивом основании, ведь языка, созданного для материальной и рассудочной жизни, оказывается недостаточно, чтобы адекватно выразить аспекты метафизики. Следовательно, мы полагаем, что можем передать примерный смысл, сказав, что позиция Генона по отношению к метафизическому демонстрирует образ мысли, который мы могли бы назвать рационалистическим. Скажем так: предпосылка рационализма (как философской системы, а не рационализма в вульгарном смысле слова, который никоим образом нельзя приписывать Генону) заключается в «идеальной объективности» – вере в самотождественность и самообусловленность существующих законов, в самотождественные принципы, лишённые всякой возможности преобразования, непреодолимые и универсальные. В этом мире нет места случайностям, тьме, воле и неопределённости – всё уже сотворено, а все элементы несут на себе печать высшего порядка. Принципом такого космоса является не воля и не сила, а знание и созерцание – не владычество, а тождественность. Здесь человек подобен иллюзорной и противоречивой тени, растворяющейся в целом. Именно этот фундамент правит законами и предметами, чувственными или нет, именно из-за него они таковы, а не являются другими. Этот фундамент состоит из чистой случайности, ставшей здесь абстракцией или скорее чем-то из области чистых идей: духовная сущность реализуется согласно своей «аполлонической» или интеллектуальной форме, в которой принцип Самости устраняется, а не утверждается в «теле силы». Конечно, эти философские выражения следует считать лишь предположениями, которые, тем не менее, совершенно особенным образом, находящимся за границами всего философского и умственного, влияют на определённый тип связи с предметами.

После этого мы можем увидеть следующую ошибку Генона: мысль, что такая позиция должна являться предельной, что термины «метафизическое» и «интеллектуальное» (это слово используется Геноном не в своём современном, но, в какой-то степени, в схоластическом и неоплатоническом значении) взаимозаменяемы – а это спорно. Подобно нам, Генон сознаёт, что его концепция связана со всей традицией инициатической мудрости, но кажется, или не знает, или притворяется, что не знает того, что такая традиция не является единственной, что за границами обыденных переживаний и «профанического» знания, а также за пределами традиции знания, созерцания и союза существует великая традиция магических и герметических наук, направленная, в отличие от предыдущей, на усиление, индивидуацию и владычество. Следовательно, прежде чем присваивать себе монополию на инициатическую мудрость, Генону, по-видимому, следовало бы ещё немного подумать. Помимо профанов и простаков есть и люди, которые могли бы захотеть увидеть подтверждения его мыслей и способные вступить с ним в дискуссию, которая могла бы не очень хорошо для него закончиться.