Свет на исходе дня

В погожие дни, когда и он, и она улучали время для встречи, прибежищем им служил лес, они без труда находили укромное место среди деревьев.

Впоследствии, когда Вербин вспоминал эти дни, у него начинала кружиться голова. Очертя голову, они вместе кидались в реку, сообща плыли к другому берегу, течение несло их, бороться с ним не было сил. И он, и она забыли о времени, каждая минута была подарком свыше, божьей милостью, не знающей границ.

Но присутствовала в их существовании некая постоянная печаль: и он, и она знали про себя твердо — не за горами конец. Не было у них прошлого, не могло быть и будущего, они могли жить лишь минутой, часом, в лучшем случае — днем.

Ему нравилось, когда она рассказывала, он узнавал от нее то, о чем не имел представления.

В один из вечеров Даша привела его к маленькому круглому озеру в глубине леса. Высокие деревья стеной окружали берег, вода неподвижно отражала небо и зубчатый край леса.

— Деревенские сюда не ходят, — сказала Даша. — Боятся. Говорят, здесь водяной.

— А ты не боишься?

— Нет, — улыбнулась Даша.

Он подумал, ей действительно в лесу нечего бояться, она была здесь своя.

— Я купаюсь тут часто. Глубоко, и вода чистая… И нет никого, — объяснила она.

— Даша, ты не скучаешь одна? — спросил Вербин. Она задумалась и покачала головой.

— Нет… Если смотришь вокруг, то не скучно. Это что? — она неожиданно подняла с земли обломок валежника.

— Палка, — удивился Вербин.

— Это ветка можжевеловая, выпрямилась, видишь, к вёдру. К ненастью она дугой согнется. А вон комары-толкунцы столбом поднялись, пеньку толкут… Видишь? Тоже к погоде хорошей. А это что? — она сняла с ракитовой ветки пушинку.

— Пух… — пожал плечами Вербин.

— Вот видишь, ты не знаешь, тебе и скучно, — улыбнулась Даша. — Это семечко иван-чая летает. Помнишь цветы, крупные такие, красные, я показывала тебе? Вместо цветов теперь стручки длинные. Подсохнут, растрескаются, после пухом окутываются. На каждой пушинке семечко. Ветерок подует, они и полетят землю засевать.

Темная неподвижная вода в озере отражала светлое небо, косо отрезанное зубчатой линией еловых вершин.

— Хорошо бы одним здесь жить, — сказал Вербин.

Она посмотрела на него и улыбнулась печально.

— Ты не сможешь, — покачала она головой. — Поживешь — затоскуешь. Потянет тебя прочь так, что мочи не станет. Оттого и ко мне переменишься.

— Нет, что ты, почему… — забормотал он обескураженно.

— Я знаю, — сказала она.

Он понял, насколько она права, и умолк, чтобы не лицемерить. Где, когда, откуда получила она это знание, которое другие женщины приобретают лишь в зрелости, да и то гонят от себя и тщатся надеждой?

— Даша… — Вербин виновато поцеловал ее.

Она не ответила, осталась безучастной, но потом приняла его губы и стала отвечать — сильнее, сильнее, пока не загорелась сама.

Они встретились, на этот раз боль была еще острее и слаще, в ней присутствовал какой-то озноб, хворь, точно в лихорадке они поскорее хотели все забыть.

Позже они лежали без сил, забыв о времени. Неожиданно Даша поднялась, через голову стянула платье и направилась в воду. Не оборачиваясь она медленно шла вперед, тело ее ярко белело над темной водой; Вербин пораженно смотрел вслед. Подняв руки, Даша на ходу подколола волосы кверху.

Обнаженная женщина шла по мелкой воде, и казалось, она не погружается в нее, а лишь касается поверхности; только слабый плеск сопровождал движение. Чудесная тонкая фигура мнилась порождением леса или озера, причудливым отливом вечернего света, странной формой тумана, немыслимым сгустком озерной испарины: нельзя было поверить, что это человек из плоти и крови.

Даша легко и плавно шла по мелководью; у нее было гибкое, сильное тело, привычное к ходьбе и физической работе.

Это можно было понять: дома она вела хозяйство, ей приходилось косить траву, ворошить, копнить и скирдовать сено, часто она ходила с ношей, рубила дрова, копала огород, помогала отцу валить и распиливать в лесу сухостой, а кроме того, она запрягала и распрягала лошадь, ездила верхом и доила корову; она умело обращалась с топором, пилой, граблями, вилами, косой, лопатой, жизнь в лесу, на отшибе, приучила много ходить, а кроме того, Даша любила плавать и часто улучала время, чтобы сбегать на реку или к озеру.

В еде большого разносола у них не было, но в доме всегда имелись молоко, мед, творог, грибы и лесные ягоды; хлеб они покупали, но иногда, особенно зимой, Даша месила и заквашивала в маленькой кадке тесто и сама выпекала пышные круглые хлебы, от которых по всему дому шел вкусный, вызывающий слюну дух. Печь хлеб Даша научилась у покойной матери, она знала, каких трав нужно подмешать в тесто, чтобы придать хлебу нужный вкус и запах; этот секрет издавна знали женщины их рода, в сундуке до сих пор хранилась ветхая тетрадь, в которой было записано, сколько и чего класть.