Свет надежды

По-своему Ивар был прав. Подобные мысли уже не один день терзали самого Рагнара, но ответа на свой вопрос он так и не находил. Даже ежедневные утренние тренировки до изнеможения никак не помогали выбить из головы тревогу и сомнения. Он уже давно не мог признаться самому себе, что главной причиной беспокойства стал себе сам. Его ощущения по отношению к этой девчонке беспокоили, тревожили, пугали, в конце концов. Что-то запредельное, запретное, то, на что он не мог согласиться, но и полностью отвергнуть также не было возможности. Как объяснить кому-то то, чего и себе-то не в состоянии был? Как суметь обозначить одним словом всю ту гамму чувств, что завладела его сердцем и душой, а теперь сжимала сердце, раздирала, заставляя биться то в тревоге, то в ненависти, то пылать от одной только близости с этой девчонкой? Рагнар множество раз возвращался мыслями к тому поцелую, что сорвал он с ее губ на глазах отца, и каждый раз его охватывали те же чувства, что и в первый раз. Он не мог сам себе объяснить, отчего же так остро реагировал на эти воспоминания, когда должен был прежде всего вспоминать ту картину, что разом выбила воздух из его легких, наполнив сердце горечью предательства, будто в него одним махом вонзили холодный клинок: его жена, стремительно несшаяся на своей лошади, но не к нему - к его противникам. От ярости, затуманившей тогда сознание, Рагнар рубил всех, кто только попадался ему под руки, не разбирая где свои, где чужие. Его отряд, видя свирепое помешательство правителя, благоразумно старался держаться от него подальше, и даже подоспевший на выручку Юсуф едва сумел вырвать из его рук своего воина. Что творилось с Рагнаром в тот момент, он и сам смутно помнил. Словно в забытье возвращался он домой, отмахиваясь от навязчивых попыток Халмара поговорить, объяснить... Что объяснить, Одхан его раздери, когда он и так видел все своими глазами. Разум понимал, что судить было преждевременно, но вот растревоженная душа билась от неопределенности, не желая утешаться и искать покоя. Боги, что же эта девчонка сделала с ним, какими сетями опутала, какими чарами отравила душу? Отчего спокойствие всегда покидало его, стоило только подумать о ней? Что было в ней такого непохожего на других женщин, что заставляло забывать о других и возвращаться мыслями к ней единственной? Он стал буквально одержим ею. И имя этой одержимости было только одно... Но заставить себя даже мысленно произнести его он не мог, а лишь отгонял, словно проказу.

- Что ж, не самой удачной идеей было тревожить тебя, - прокряхтел старик, поднимаясь со своего места, собираясь уходить. - Не затягивай только с решением, не заставляй ждать ни ее, ни себя. А лучше разруби уже этот затянувшийся узел проблем одним махом: либо предай ее наказанию по закону, либо верни Сверру, либо... сошли с глаз долой и забудь, как страшный сон.

Ивар неспешно направился к выходу, когда услышал позади себя тихий голос, полный боли и сожаления:

- Не могу. И хотел бы, и не могу. Словно наваждение какое-то, от которого невозможно избавиться.

Он мог бы еще добавить, что ощущал острую потребность чувствовать, знать, что она где-то рядом, видеть хотя бы издали и лишь только где-то в глубине души затаенно мечтать вновь ощутить мягкость ее волос в своих ладонях и испить медовый поцелуй с ее губ. Но все это было под глубочайшим запретом.

В зале воцарилось глубокое молчание. Рагнар все еще стоял возле окна, пустым взглядом осматривая свои владения, но не заостряя его ни на чем. Да, ему требовалось как можно быстрее решить все для себя.