- Сенира, - грозно вымолвил старик, да еще для пущей строгости сдвинул брови, бросая из-под седых ресниц упрямый тяжелый взгляд, и той ничего не оставалось, как, поджав губы, обиженно удалиться из покоев.
Проводив ее все тем же тяжелым взглядом, Вилен обернулся к принцессе и молча стал наблюдать за ней.
- Зачем ты туда ходила? - сразу спросил он, не вдаваясь в объяснения о том, откуда ему самому стала известна эта информация.
- Вилен, пожалуйста, не надо, - понимая, что отделаться от этого разговора она не сможет, но и отрицать тоже не было никакой возможности и сил, Айна попыталась оставить все так, как есть.
- Айна, что произошло там, на стене?
- Ты и это знаешь? - виновато прошептала она.
Вместо ответа Вилен похлопал рукой по свободному месту на скамейке рядом с собой, приглашая ее присесть и поговорить так. Так он поступал давным-давно, когда она была еще маленькой девочкой, рассказывал ей красивые легенды и сказания, выслушивал ее печали и радости, давал советы и даже когда ругал, получалось это так тепло, по-отечески, будто и не журил ее вовсе, а вместе с ней переживал ее горе. Вот и сейчас, едва только она села рядом с ним и его тяжелая рука накрыла ее ладонь, Айна печально вздохнула и не удержалась, положила голову на его плечо.
- Я много чего замечаю, девочка, - тихо произнес он, осторожно дотронувшись до ее ушибленного виска. - Так что же произошло? Ведь это уже не в первый раз, так ведь?
- О чем ты говоришь? - все еще пыталась отмахнуться от пугавшей ее темы принцесса. - Я просто была на стене замка, смотрела вдаль.
- Твое сознание уже не в первый раз оставляет тебя, дитя. В Раиньяге ведь произошло то же самое, когда Рагнар выхватил тебя в последний момент из полета вниз со скалы. Что с тобой происходит? Что тревожит тебя?
Он знал ее слишком хорошо. Даже лучше ее самой. И этот теплый бархатный голос с возрастной сипотцой всегда убаюкивал ее спокойствием, располагая к доверительной беседе. Из всех окружавших ее самых близких людей только Вилен мог одним только словом, одним теплым жестом или взглядом заставить ее успокоиться, почувствовать себя в безопасности и без страха поделиться всем тем, что было на душе. Каким неведомым образом это ему удавалось, Айна могла лишь только догадываться.
- Не знаю, Вилен, не знаю, - зашептала она испуганно, словно маленький ребенок, - Мне страшно кому-нибудь об этом рассказать, потому что и самой не под силу понять всего.
- Так расскажи мне, девочка, - мягко и доверительно произнес старик, некрепко сжимая ее ладонь. - Ты знаешь, я умею хранить секреты, они уйдут вместе со мной и ни одна живая душа о них не узнает. Может старый Вилен и сумеет разгадать то, что тебя тревожит. Ну а ежели не получится, то хоть тебе легче на душе станет, поделившись этой тяжестью.
Айна молчала, поддавшись сомнениям. Ее отношения с Виленом всегда были непростыми. Она одновременно и побаивалась его, но в то же время была необыкновенно привязана к нему. С самого детства он был ее заступником и мудрым учителем, раскрывшим многие секреты, умевшим выслушать и дать ценный совет. Его внешняя суровость могла отталкивать, но их беседы были всегда наполнены теплом и доверием. Айна не боялась его, но безмерно уважала. Он, как и Сенира, стал для нее самым родным человеком, единственным, кому была не безразлична ее судьба, хоть порой казалось, что осуждение в глазах старика было куда более страшным наказанием для нее, нежели самый строгий запрет или укор нянюшки. И все же довериться она могла только ему, зная, что именно он ее и поймет.
- Мне иногда мне кажется, что я закрываю глаза и птицей взмываю ввысь, в темное небо. Не знаю, как это объяснить. Как будто мое тело меняет облик, утрачивает тело человека. И в полете я ощущаю все так явственно, что даже ветер и снег, летящие навстречу, вполне реальны и осязаемы. Но когда прихожу в себя, все кажется лишь только сном. Вилен, скажи мне, я схожу с ума? Или я брежу наяву?
- Нет, дитя, - задумчиво произнес старик, отстраненно глядя куда-то в сторону, - не думаю. Возможно твоя душа стремится к свободе, тяготясь в неволе. А быть может...
Он нахмурился, сведя брови вместе, и о чем-то задумался.
- Скажи мне, как часто это с тобой бывало?
- Два раза.
- Тогда, в Раиньяге, и сейчас?
- Да.
- Уверена?
- Да.
Старик усмехнулся в густую седую бороду.
- Да ты никак влюблена, девочка?!
Айна, густо покраснела от такого вольного заключения, и спрятала лицо в ладонях.
- Ну-ну, маленькая моя, - ласково потрепал ее по волосам Вилен, - нечего стыдиться. Человек в чувствах своих, что птица в полете, при хорошей погоде и попутном ветре свободно парит, а поднимется буря - и лететь уже с трудом удается. А ежели уж в клетку посадят, то никакая птица не выживет, воля нужна ей для полета. Тут дело-то нехитрое, в видениях твоих: душа твоя чистая впервые полюбила, а первое чувство, знаешь, крепкое какое, так и рвется на волю, стремится взлететь повыше да нестись навстречу ветру с расправленными крыльями.
- И все-то ты знаешь, Вилен, - сдавленно прошептала в ответ Айна, внимая словам старика.