Свет тьмы. Свидетель

Сад вчера выкосили, траву убрали, чтобы не мешалась под ногами. Но в воздухе еще чувствуется ее скорбный и сладкий аромат. Стулья, скамейки и столы расставлены под деревьями на всем пространстве, и гости разместились по своему желанью. Чтобы знать, о чем они говорят, не нужно даже прислушиваться: они говорят о нынешнем урожае хлебов, о севе озимых, прикидывают, сколько соберут картофеля, обсуждают корову, которую кто-то приобрел, она становится предметом таких же долгих дебатов, как и сумма, которую кто-то другой выручил за поросят. Из их разговоров перед глазами встает тот мир, что дан им в распоряженье и в котором они живут трудно, но покорно, упорствуя, но в большинстве своем не бунтуя; встает перед глазами череда их будней, важнее которой ничего нет и в которую мудро вставлено воскресенье, как ступенька, с которой можно увидеть, что сделано и что надлежит сделать на будущей неделе. Какая сила заключена в жизни, где одни заботы и нет места вопросам, одни обязанности, и нет места сомненьям! Так живали и Нольчи, но во что это выродилось? Посмотрите на бургомистра, как он шутит в кегельбане, как ходит, и мужчины переглядываются, довольные, что он у них такой молодчина. А он-то, отойдя на шаг, уже и не помнит, что говорил. Прохаживаясь среди гостей, он может подойти к кому угодно, ему безразлично, он словно кружит вокруг какого-то центра притяжения, заключенного в нем самом. Притяжения и отталкивания, — конечно, этот закон физики относится и к нему, потому что, не будь его, бургомистр уже давно бы рухнул. Но что, если в один прекрасный день притяжение победит? Достаточно ему вспомнить ту лунную ночь, когда Кате приснился ее опасный сон. Ослабела ли тогда сила отталкивания, или он зашел слишком далеко в своей игре? Если это не что-то другое, то он чуть не выдал себя. К счастью, Тлахач — добряк и примитивная личность. Наверное, удивился, но его мозг просто не в состоянии понять, что тогда происходило с бургомистром. К тому же ему нечего было бояться, бургомистр — взрослый ребенок, играет со своей мечтой только для того, чтобы как-то заполнить душевную пустоту. Он не лентяй, от работы не бегает, имущество и общественные обязанности доставляют ему достаточно забот, но пустота разлита над всем, что он делает. Ее не может заполнить даже любовь к пани Катержине.

На кусочке земли, освещенном солнцем, остановился декан Бружек. Он уже где-то забыл свою шляпу, и его массивное загорелое лицо побагровело от жары. С минуту он смотрит на танцующих, потом оглядывается, к кому бы подойти, перекинуться словечком. Он — хороший пастырь, опытный и ревностный в выполнении своих обязанностей, он знает, что простым словом, сказанным к месту, он больше напомнит людям о боге, нежели долгой проповедью в костеле.

Бургомистр заметил священника и направился к нему. Они втайне симпатизируют друг другу, хотя никогда об этом не говорят. Может быть, их роднит земля, от которой оба они отторгнуты, один — своим богатством, другой — своим саном. А может, чуют снедающую обоих тоску и знают, что помочь друг другу не могут, потому что ни тот ни другой никогда не осмелится переступить границу стыдливости, разделяющую их.

Они, улыбаясь, пожимают друг другу руку.

— Благословенный денек, — говорит священник, — люблю солнечные воскресенья. Мне кажется, они больше утверждают славу господню.

Бургомистр усмехается, и священник ждет коварного, подстрекающего к спору ответа.

— Летнее солнце не кажется мне орудием божьим, тем более в воскресенье. Жарко, люди больше пьют и больше вожделеют друг к другу.

Но декан сегодня не склонен к подобным разговорам. Помост над бассейном полон танцующих, яркие платья девушек пестреют среди белых рубашек молодых людей, которые в большинстве сняли пиджаки. Отец Бружек смотрит на разгоряченные лица танцующих и чувствует, что бургомистр сказал правду. Но он не хочет видеть в ней нечто большее, чем обыденную действительность. Он пожимает плечами и отвечает:

— Это все дела житейские, господь к ним снисходителен. А вот сегодня все соблазны идут от вас. Это вы позвали людей, угощаете вином, велели играть музыке.

— А они довольны и радуются вдвойне, потому что могут повеселиться задаром.

Отец Бружек захохотал своим громким смехом, который заглушил даже музыку; несколько человек на него оглянулись и кивнули ему с веселой улыбкой или подняли стаканы в знак того, что пьют за его здоровье. Несколько сконфуженный этим, декан замолчал.

— Какой это по счету праздник? — наконец обратился он к бургомистру. — Пятнадцатый? Вы начали их устраивать сразу после женитьбы и не пропустили ни одного года.

— Да, ни одного, — отвечает ему собеседник, и, судя по всему, ему это приятно. — Мы с женой приезжали даже из-за границы, чтобы устроить это празднество.