Свет тьмы. Свидетель

Всхлипнув, она отворачивается от меня и устремляется прочь, чудные черешни на ее шляпе подпрыгивают, а высокие каблуки стучат по мостовой, по узкой улочке, вьющейся меж садов, что спускаются к мельницам. Я без гнева смотрю, как она исчезает за поворотом стены. Дерзкая мерзавка. Вот и жди от таких благодарности! Да разве это важно сейчас, когда леденящие клочья ночных сомнений растаяли под лучами сияющего утреннего солнца. Кленка вернулся, этого вполне достаточно. Послушать только, с каким исступлением он упражняется, будто сводя с кем-то счеты и заглушая недавние стенания. «Но у меня еще осталась музыка, — наверное, твердит он себе, — главное — музыка, а жизнь, со всем, что она приносит, — это лишь мучительная необходимость». Черный дрозд безумствует на ветке, рояль воодушевляет его, горлышко птицы чуть не разрывается от напряжения, пока он, склонив голову набок и вслушиваясь, допевает свою арию; рояль звучит неустанно — ну как птахе перекричать певунью, которой не нужен отдых? Ну так пой же, мой ублаженный приятель, я тоже готов тебе подсвистеть. Пойду в магазин и предстану перед дядей с сияющим лицом. Больной зуб вырвали, теперь уж не будет мучить. Троекратное «ура!» грядущим дням! Я машу дрозду рукой на прощанье и собираюсь уйти.

Чернее, чем дрозд, с которым я только что разлучился, вдоль гончарных ларечков движутся навстречу мне двое в черное одетых людей: это моя тетя и органист Здейса, толкающий незримый груз своим выставленным вперед плечом. И тут дрозд, словно признав свое поражение, с пронзительным криком взвивается в небо, а рояль с новой силой исполняет фуриозо, беря октавы в головокружительном темпе.

Скрываться поздно, эти люди, конечно, давно уже приметили меня, да, впрочем, скрыться и некуда, и ноги у меня словно приросли к земле. Остается только смотреть и ждать, как те двое приближаются, — медленно, сокращая расстояние шаг за шагом, словно судьба, которая никогда не суетится, потому что всему приходит свой черед, — и ты, будто приговоренный к смертной казни, с невероятной четкостью запечатлеваешь все, что совершается вокруг, — спокойное, солнечным сиянием залитое ристалище старинной площади, мальчишек, которым все еще не надоело играть на тележке, подмастерья-лакировщика, усердно выводящего красивые завитки букв, стайку детей, присевших на корточки возле какой-то ямки, старца, подставляющего солнцу морщинистое лицо и попыхивающего трубкой, бабку, которая, наклонившись к своей маленькой подопечной, утирает ей фартуком носик, женщин, что, остановившись перед товаром гончара, поднимают сосуды, стучат по ним согнутым указательным пальцем, дабы убедиться, что они без изъяна, но, кроме всего этого, — одновременно и как-то разом, — в поле твоего зрения попадают эти две черные фигуры, они подступают все ближе и ближе под аккомпанемент несмолкающего фуриозо, разыгрываемого на рояле.

Здейса, который шел, опустив взгляд в землю, только очутившись передо мной, поднимает голову и глядит, будто видит меня впервые, изумленно и то ли покорно, то ли умоляюще. Сняв свой потертый цилиндр, он тут же вновь насаживает его на макушку, приветствие застревает у него в горле, органист кашляет и растерянно поглаживает грудь — то место, где, я знаю, в кармане редингота у него хранится плоская бутылочка горячительного. Тетя смотрит куда-то поверх моей головы, губы ее чуть дрожат, пока она не овладевает ими настолько, что в состоянии говорить.

— Нечаянная встреча, да? А дядя думает, что ты у зубного.

Что делать? Я знаю, это конец, хотя и не могу в него поверить. Этот момент точь-в-точь напоминает тот, когда жена сапожника появилась во дворе, и крыса еще могла надеяться на спасение.

— Я только что от врача, — отвечаю я, и голос мой, к моему удивлению, звучит твердо. — А здесь меня остановила Кленкова музыка.

Я делаю вид, будто захвачен могучим порывом общительности, развожу руками и торопливо говорю, обращаясь к Здейсе:

— Господи, как ему у вас хорошо играть! Тут божественное спокойствие, чарующие окрестности. Не удивительно, что ему не хочется от вас переезжать и ничто не в силах его отсюда выгнать. И как славно играет! Слушаю-слушаю и не могу отважиться его прервать. Такое вдохновение и такой восторг должно только почитать и не мешаться на его пути. Кстати, — восклицаю я, будто вдруг вспомнив о чем-то, что нужно бы вспомнить с самого начала, паяц расцвечивает мое лицо любезной улыбкой, я протягиваю обе руки к Здейсе, а он свои, напротив, прижимает к телу, отступая во все возрастающем замешательстве, — уважаемый господин органист, чуть было не запамятовал поздравить вас с помолвкой дочери и пана Кленки. Только что я ее встретил, и она сообщила мне эту великолепную новость. Идеальная пара, можно сказать, не правда ли, тетя? Общие интересы, общие цели, взаимная любовь. Едва ли найдется другая, столь же прекрасная и совершенная.