Даже когда я написала маме, что у меня все хорошо и я вернусь домой так быстро как смогу, угрызения совести действуют мне на нервы. Сообщение Эштона ненадолго отвлекает меня. В течение двух остановок я обдумываю, что ответить, и решаю просто поблагодарить за то, что он был так добр пустить меня в свою кровать. Ни минутой позже мой телефон снова вибрирует. Как раз в тот момент, когда мы доезжаем до Френчтауна. Он хочет знать, почему я сбежала. Я опускаю телефон и провожу рукой по волосам. Что, простите, я должна на это ответить? Тебе не нравится твоя семья, но состояние моей зависит от моего присутствия. Круглосуточно. Поэтому я не ночую в других местах. Поэтому я, по сути, не хожу ни на какие вечеринки, и я также не влюбляюсь. Потому что у меня просто нет для этого времени. И потому что это точно приведет к потере стабильности, которая вчера выбила из-под моих ног почву. Я взъерошиваю волосы. Звучит ужасно привлекательно. Не отвечая на вопрос, я убираю телефон и выпрыгиваю из автобуса. Я не могу ему объяснить. Я бегу от автобусной остановки до нашего дома и, запыхавшись, достигаю веранды. Перед дверью ненадолго останавливаюсь, чтобы хоть немного успокоить дыхание. Приглаживаю растрепанные на голове волосы и выпрямляю спину. Я должна успокоиться. Для Бена. Как только взяла себя в руки, я открываю дверь.
Мама сидит на диване. Она выглядит уставшей. Но не рассерженной. Она должна быть рассерженной, устроить мне ад, потому что я поступила по-детски и эгоистично. Но вместо этого она улыбается и похлопывает по обивке рядом с собой.
Бена нигде не видно. Я позволяю своей маске сползти, резко выдыхая, и обессиленно плюхаюсь на подушки рядом с ней. Прикрываю глаза и бормочу:
– Извини.
Мама обнимает меня и проводит по волосам.
– Я беспокоилась.
И в этом виновата только я.
– Я должна была позвонить, но была так зла, а потом… – вряд ли я должна рассказывать маме, что сильно напилась и что какой-то парень притащил меня к себе в квартиру.
– Мне тоже жаль, – внезапно говорит мама.
Я открываю глаза и, наморщив лоб, смотрю на нее.
– Ты права, – объясняет она, пока я устраиваюсь в ее теплых объятиях. – Ты спросила меня, можешь ли пойти на вечеринку, и я сказала, что с этим не возникнет проблем. И когда этот день наступил, я попросила тебя остаться, хотя у тебя уже были планы. Это несправедливо.
Многое в жизни несправедливо. Мама точно не является частью этого. Я качаю головой.
– Ты слишком редко можешь повеселиться, как и нужно делать в твоем возрасте. Знаю, Бен и я много требуем от тебя.
– Я люблю Бена. И я люблю тебя, – говорю я, уткнувшись в мамину вязаную кофту. – Мне следовало остаться. И прежде всего не нужно было уходить на всю ночь, не предупредив тебя.
– Ты совершеннолетняя, – тихо смеется мама. – И ты злилась. И все же ты избавишь меня от седых волос, если в следующий раз напишешь сообщение о том, где ты ночуешь.
Я слышу немой вопрос о том, где я провела ночь.
– Где Бен? – спрашиваю я, вместо того чтобы ответить. Дома совершенно тихо. Подозрительно тихо. Обычно Бен в это время уже давно проснулся и превращает дом в своего рода хаос, который спустя десять минут выводит его из себя.
– Он спит. Температура наконец-то спала, и он наверстывает то, что пропустил предыдущей ночью. А значит, у нас есть время для мамы и дочки. Без нашего любимейшего мучителя, – она слегка толкает меня по плечу. – Ты могла бы рассказать про вчерашний вечер.
И я делаю это. Я начинаю с действительно ужасной музыки, рассказываю про Дженну и ее друзей и отвратительную алкогольную смесь со вкусом мармеладных мишек. Я лишь упускаю количество шотов, которое опрокинула в себя. Рассказала о том, как мы танцевали и какие драмы произошли. Начавшиеся с несколько впечатляющего расставания и предложения, о котором, вероятно, сегодня никто из двух основных героев не помнит. Мама смеется и задает разные вопросы. Хорошо просто вот так болтать ни о чем, и мне становится ясно, что мы действительно очень редко разговариваем друг с другом. Во-первых, из-за Бена. А во-вторых, из-за большого количества работы и продолжительного истощения, которое сопровождает маму как тень.
Я размышляю, что, а главное, как много, я должна рассказать ей об Эштоне, когда в гостиную нетвердым шагом босиком заходит Бен и садится рядом с нами на диван.
Я провожу рукой по его волосам, и на несколько мгновений он прижимается ко мне, прежде чем начинает слегка раскачиваться взад-вперед. Сегодня хороший день. Он смог выдержать мою близость и, возможно, даже немного насладился ей. После поистине ужасных дней болезнь Бена иногда дает нам небольшую передышку. Мама включает телевизор и позволяет ему нажимать на кнопки пульта. Меня сводит с ума быстрое мерцание, когда он как сейчас каждую секунду переключает каналы. Маму тоже. По крайней мере так я интерпретирую ее преисполненное любви закатывание глаз. Она шепчет что-то Бену на ухо и затем уходит на кухню, чтобы приготовить завтрак.