Свет утренней звезды

— Ты не понимаешь, о чем говоришь Эя, — разозлился Ярл. — Я просто шел за эктралью. Я не могу по-другому, это выше меня. Я привязан к ней кровью создателя. Так задумал отец. Я не собирался разрушать миры. Я просто не мог остановить идущих за мной следом Оддегиров. Мне было двенадцать, когда Оддерон Харр подобрал меня в песках забвения, у меня не было ни силы, ни памяти, чтобы сопротивляться повелителю песков, только зов крови. Ты думаешь, мне доставляло удовольствие смотреть, как оголтелая орда уничтожает то, что мой отец создавал с такой любовью? Я ненавидел себя за это Эя, но великий Антарион предвидел все, даже такую мелочь, как муки совести. Знал, что чувства будут мне мешать идти к намеченной цели. Чем больше я пил энергию миров, тем безразличнее становился. Сила вымораживает меня изнутри, я почти ничего не чувствовал до встречи с тобой. До встречи с тобой моя Эя… Не знаю, почему, но только рядом с тобой я чувствую себя живым. Прежним. Ты воскрешаешь в моей памяти картины и образы давно забытых дней. Я помню звуки, запахи, цвета…

Мне хотелось кричать. Ударить его. Разбить его лицо в кровь. Значит я, возвращаю ему его прежнюю жизнь, а в благодарность за это он разрушил мою собственную?

— Ты лжешь и мне и себе Ярл, — бросаю ему в лицо. — Ты уже никогда не будешь прежним. Тебе нравиться убивать. И ты облекаешь свою жестокую личину в благопристойные рамки высокой цели, чтобы замаскировать монстра поселившегося внутри тебя. Кто мешал тебе остановить оддегиров, когда ты вырос? Нет, вместо этого ты продолжал разрушать все, что попадалось под твою беспощадную руку.

— Я сделал все от меня возможное, чтобы прекратить кровопролитие, я минимизировал потери, — рявкнул Ярл. — Это я создал Альянс с его уставом и законами. Я предложил Оддерону не воевать и уничтожать миры, а получать с них прибыль. И я не разрушал миры…Только один… — он повинно опустил голову и сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Зачем? — я понимала, что он имел ввиду именно Нарию, и с замиранием сердца ждала ответа.

— Потому что он стоял на пути клятве данной отцу.

— И все? — у меня перехватило дыхание. — Вот так… сотни тысяч ни в чем не повинных людей просто стояли у тебя на пути? И ты раздавил их, как букашку, неудачно подлезшую тебе под ногу? Это твоя высокая цель? Жизни в обмен на какое-то глупое обещание?

— Ты не знаешь, что значит клятва, данная умирающему отцу, — простонал Ярл, стиснув зубы и закрыв глаза.

— Это я не знаю? — слезы полились из глаз, и я уже не пыталась их остановить. — Я только поэтому и живу до сих пор!

Ярл присел рядом со мной, тревожно всматриваясь в лицо. — Объясни. Я не понимаю о чем ты?

— И не поймешь, — зло обронила я, отворачиваясь, не желая его видеть. Он протянул ко мне руки и резко поднял с земли.

— Отстань от меня, — ударила его кулаком в плечо. — Не трогай меня.

— Здесь холодно, — тихо обронил он, бережно прижимая меня к себе. — Ты заболеешь.

— Вот и замечательно. Заболею, умру, и наконец, избавлюсь от тебя, — огрызнулась я. Меня сжали с такой силой, что исчез весь воздух из легких, а кости хрустнули все разом, угрожая быть переломленными. Ярл ослабил захват, но отпускать меня не собирался. Он подошел к каменному дереву, и уселся на землю под ним, со мной вместе. Подтянув мои ноги к себе на колени, он накрыл их своей горячей ладонью, укутывая и согревая. Другую руку запустил мне в волосы на затылке, зафиксировав голову так, чтобы я не могла отвернуться от него. Долго-долго он смотрел в мои глаза, словно пытался там найти что-то безвозвратно утерянное, потом, сгорбился, и тяжело вздохнув, уткнулся своим лицом в изгиб между моей шеей и плечом. Эта поза так напомнила мне мою собственную, когда я была маленькой, и нашкодив, прибегала к маме с повинной. Я садилась ей на колени, опускала голову на грудь, а она ласково гладила меня, целуя в макушку.

Мои руки ожили, повинуясь неведомому подсознательному чувству. И это не я, а какая-то другая женщина опустила их на склоненную голову обнимавшего меня мужчины. Нежно погладила, ласково провела по затылку, перебирая пальцами туго сплетенные косы. Ярл вздрогнул, посмотрел на меня, и тихо прошептал:

— Спасибо, ма эя,

— За что? — еле слышно спросила я.