Читаем Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней полностью

Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней

А новая история повествует о вселении в скитской корпус умалишенных.

Потом здесь были квартиры. В церкви Иоанна Дамаскина тоже жили, на месте алтаря стояла кровать.

Когда на островах возродилась монастырская жизнь, начали расселять и скитской (архиерейский) корпус на Никольском острове. С трудом выжили жильцов, занимавших домовую церковь. Сразу принялись расчищать потолок, и из-под слоев побелки проступили грозные лики святителей московских. Было это как раз в день их памяти…

Сейчас церковь восстановлена. Возобновлена и скитская жизнь.

Хотя одна квартира в «архиерейском» корпусе не расселена до сих пор. Там живет девяностолетний дедушка Андрей Афанасьевич. Бывший коммунист…

Однако с монахами он уживается, а монахи уживаются с ним.

– Свой огород Андрей Афанасьевич так возделывает, что и монахам поучиться можно… – говорит о соседе отец Антипа. Подумав, добавляет. – Одинокий он. Тоже, как монах, только без креста…

Андрей Афанасьевич как бы соединяет в себе новую – советскую! – историю скита с историей новейшей, повествующей уже о возрождении монастыря… И если подумать, то фигура его весьма символична. Сколько таких «монахов без креста» перебирается из советского времени в наши дни…

И одна надежда, что крест, на котором высечены слова: «Крест водрузися на земли и коснуся небеси не яко древу досягшу высоту»… – достанет и на этих Андреев Афанасьевичей.

Экскурсовод

В пассажирском салоне на паломническом корабле «Игумен Дамаскин» висела клетка. В клетке сидел попугай. Едва только мы вошли в салон, как попугай затрещал, захрипел, запоскрипывал, как плохой динамик у экскурсовода.

– Так он динамик и передразнивает…

– Динамик?!

– Ага… Он привык, что только туристы в салон заходят, и экскурсовод сразу динамик включает, начинает рассказывать…

– А чего же он хрипит только?

– Этому только и научился пока…

Поэт

– Я стихотворение придумал… – сказал мой приятель.

– Прочитай…

– Как солнечно было, когда приезжали сюда… – прочитал он. – Как пасмурно нынче, когда уезжаем…

И замолчал.

– А дальше? – спросил я.

– А что дальше писать, если все уже сказано тут…

Он махнул рукой и ушел с палубы.

Молитва и ничего более

Сидели с отцом Савватием, он сердито говорил, дескать, замолился народ, чудеса всюду мерещатся…

Потом разговор перешел на монастырь, отец Савватий рассказал о вертолетчике, который попал в тяжелейшую аварию, никаких надежд спасти не было, но – слава Богу! – молились, и все обошлось, снова летать будет…

– Ну вот, а вы, батюшка, на чудеса ругались… – сказал я. – А это разве не чудо?

– Какое это чудо… – сказал отец Савватий. – Это молитва и ничего больше…

Возвращение

Вот и снова поднимаемся на борт монастырского судна. Только теперь это уже не «Игумен Дамаскин», а буксирчик «Святитель Николай».

Отходим от берега.

Высоко вверху проплывает монастырь с тонущим в голубой высоте куполом собора. Сам собор оброс темными строительными лесами…

И снова открываю я машинописную книгу святителя Игнатия (Брянчанинова), и снова – точь-в-точь! – как в книге: «раздался величественный звон колоколов монастырских и вторили ему с разных сторон ущелья каменных гор многоголосым эхом». И уже не понять, то ли книга святителя вбирает в себя окружающий мир, то ли все звуки с легким дыханием ветерка – из этой книги…

«Скоро мы достигли противоположного берега, оттуда я оглянулся на Валаам, он представился мне, на своих обширных бесконечных водах, как бы планета на лазуревом небе…»

Этими словами кончается книга святителя.

Не скрою, когда мы подходили к приозерским шхерам, я тоже оглянулся, желая увидеть Валаам, как «планету на лазуревом небе», но – увы! – ничего похожего не разглядел. Не различить было с моим зрением никаких островов позади…

Впрочем, что же грешить на зрение?

Может, только святительскими очами, которыми епископ Игнатий разглядел в монахе-отшельнике будущего великого игумена, и можно увидеть Валаам так…

Целой планетой на лазуревом небе Божией любви?

2000 год

Валаам-Санкт-Петербург