– Здесь такое часто случается.
– Да?
– И потом, у меня сейчас клиент, он уже должен был прийти, но что-то задерживается. Он выступает с дрессированными собачками в «Клапси», и между сеансами я составляю ему компанию. Он не выносит одиночества. Сердечник, все время боится, что умрет. Поэтому ему необходимо, чтобы рядом кто-нибудь был. Уж не знаю, чего он там себе напридумывал, честное слово.
– Это мексиканское поверье, – сказал я.
– Надо же, я и не знала.
– Смерть ждет, пока вы останетесь одни, и только тогда входит.
– Это мексиканцы?
– Индейцы. Сапотеки. В районе Сан-Кристобаль-де-лас-Касас. Очень красивое место.
– Он не говорил, что он мексиканец.
– Нет, он итальянец. Каждый черпает надежду там, где находит.
– Я не знала. Что ж, извините еще раз…
– Ничего.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она отошла, помахивая сумочкой.
– Может быть, лучше подождать в каком-нибудь более спокойном квартале, – заботливо предложил я.
Лидия включила зажигание и так и осталась сидеть, подавшись вперед, не убирая руку с ключа, глядя прямо перед собой, и я понял, что она пытается разобраться в себе. Профиль женщины с седыми волосами, взгляд незнакомого мужчины – пара из доисторических времен, из Музея естественной истории. С минуты нашей встречи мы точно не чувствовали себя ближе друг другу, чем теперь: нас одновременно охватило острое чувство призрачности всего окружающего.
– Вы что-то говорили о взаимопомощи, дорогой мой. Я принимаю ваше предложение. Нас связывает невозможность, мы могли бы ее разделить. Не знаю, что бы я делала без вас в последние несколько часов. Сейчас объясню поподробнее. Я люблю одного человека, которого разлюбила и с тех пор пытаюсь любить еще сильнее…
– Я ни о чем вас не спрашиваю.
– Мне все равно, спрашиваете вы меня или нет. Сейчас речь обо мне. Конец света – он не только для вас. Он для всех. Поэтому продолжим. Что ходить вокруг да около. Я вас представлю моему мужу.
– У меня нет ни малейшего желания входить в детали.
– Ничего-ничего. Я уже видела, что вы можете быть забавным. Я собираюсь теперь кое-что для вас сделать. Я покажу вам, как это у других. Пора дать вам почувствовать, что вы… не такой уж уникальный.
Опера, бульвар Осман, бульвар Мальзерб. Только мужа мне и не хватало. Она молчала с каким-то враждебным упорством, как будто торопилась покончить с этим.
– Вы мне сказали, что ваш муж умер.
– Я прекрасно помню, что я вам сказала. По телефону вы мне объявили: «Я должен вам объяснить…» Я тоже должна вам объяснить кое-что. В конце концов, я с вами переспала. И как только вы позвонили, я пришла. Видите, я тоже пытаюсь…
– Я не понимаю, зачем мне идти смотреть вашему мужу в глаза в такой поздний час, – протестовал я.
– Вы почувствуете себя лучше после этого.
Прекрасный старинный дом на бульваре Мальзерб. Чтобы подняться на пятый этаж, мы потревожили древний лифт, который, должно быть, мирно грезил о временах экипажей. Я приоткрыл створку двери, и лифт остановился между этажами. Я присел на скамеечку, обитую пунцовым плюшем.
– Хорошо здесь, правда? Думаю, во мне сидит бес: я еще не расхотел быть счастливым. Конечно, я чертовски устал, нервы на пределе, и еще… вы. Я не знаю, что такое женственность. Может, это всего лишь один из способов быть мужчиной. Но мужчина, свободный от женщины, и женщина, свободная от мужчины, заполняют воздухом свою полужизнь, пока она не раздуется и не займет собою все. Несчастье знает свое дело: независимость, независимость! Мужчины, женщины, государства – все мы настолько заболели независимостью, что даже независимыми не стали, мы стали просто больными. Вроде калек, инвалидов, которые пытаются отыграться и возводят свое увечье и уродство в норму. Браво. Пусть их наградят орденом «За заслуги в области искусственного дыхания». Мы уже одержали такие сокрушительные победы над природой, что осталось только объявить асфиксию нормальным способом дышать. Единственная ценность независимости – это ее меновая стоимость. Когда бережешь независимость только для себя, то разлагаешься со скоростью световых лет одиночества. Пара, Лидия, да и все остальное – это соединение. Пара – это мужчина, живущий женщиной, и женщина, живущая мужчиной. Вы можете меня спросить, отчего же тогда я не лег рядом с ней, не обнял ее, не ждал последнего вздоха, чтобы сорвать его прямо с ее губ. Я бы пошел за ней до конца, умер бы вместе с ней. Но она хотела остаться живой и счастливой, и в данный момент это значит: вы и я.
– Вы пьяны, просто невозможно.