Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I

К компетенции генерал-полицеймейстера, как отмечают исследователи, относилась организация особого вида увеселительных мероприятий – ассамблей (эта функция также отсутствовала в первоначальной инструкции[526]). Значение таких неформальных встреч для русской культуры петровского правления определялось желанием Петра I создать в высшем обществе светский досуг и привить европейские нормы поведения. Ассамблеи организовывались как при дворе (в доме государя и его семьи), так и в частных домах царских вельмож или иностранных послов. За происходящим на ассамблеях, соблюдением регламента, безопасностью и количеством пришедших гостей устанавливался полицейский надзор[527]. Согласно мнению английского историка П. Кинана, решение доверить генерал-полицеймейстеру учреждение ассамблей вносило элемент надзора в эти неофициальные собрания, поскольку «каждый дом, где предполагалось устроить ассамблею, тщательно проверялся полицией заранее, чтобы установить, отвечает ли он соответствующим требованиям, и, как не раз случалось на собраниях в обществе в петровские времена, участников “приглашали” остаться подольше вооруженные гвардейцы»[528]. Действительно, ассамблеи были достаточно новы для российского общества, поэтому без принуждения не обходилось: например, полиция взимала штрафы с тех, кто приглашение на ассамблею проигнорировал[529]. Однако контроль Полицеймейстерской канцелярии трудно назвать тотальным. Кроме ассамблей, А. М. Девиер и подчиненные ему команды участвовали в проведении массовых общественных мероприятий, празднеств, въездов и выездов важных государственных особ. При этом силовую функцию на подобных увеселениях играла не полиция, чьих кадров объективно не хватало, а гарнизонные полки или армия, Антону Мануиловичу не подчинявшиеся.

Полиция контролировала тех, кто прибывал в город или уезжал из него. Всем владельцам недвижимости в Санкт-Петербурге, согласно инструкции генерал-полицеймейстера, необходимо было доносить о любом человеке, приехавшем или уехавшем от них[530]. Подселяться в дома петербуржцев разрешалось только тем, кто имел специальное разрешение, а хозяину необходимо было оформить в Полицеймейстерской канцелярии «жилую запись» с поручительством[531]. В особенности учитывались передвижения различных мастеровых и работных людей, число которых постоянно менялось в связи с окончанием одних строительных проектов и началом других. Занятых в строительстве мастеров Полицеймейстерская канцелярия контролировала в союзе с Канцелярией городовых дел, которой данные категории лиц подчинялись (обер-комиссар Канцелярии городовых дел У. А. Сенявин занимался наймом и увольнением рабочих и мастеров, их учетом выдачей им жалованья, распределением по квартирам и пр.)[532].

Армейские и гвардейские части, прибывшие в Санкт-Петербург, были подставлены под контроль благодаря организации постоя. Хотя первоначально в инструкции А. М. Девиеру эта функция не обозначалась, именно он заботился о равномерном распределении квартирантов по домам городских жителей[533]. Постойная повинность являлась тяжким бременем для населения[534]. Антон Мануилович распределял прибывшие части по домам/квартирам, принимал жалобы и просьбы освободить от постоя, разрешал конфликты, вызванные неподобающим поведением временных сожителей и ссорами между ними. Например, в 1720 г. А. М. Девиер искал достойное место для постоя «большому мужику Николаю Буржуа» и отмечал: «…в доме Арескина поставить нельзя для того, что продан торговому иноземцу Элмсалю по Его царского величества имянному указу, а в доме Ивана Михайловича стоят Ея величества государыни царицы золотыри и портной мастер, и покоев порозжих нет, и для того и тут поставить не можно»[535]. Нередко при распределении постоя происходили сбои – место назначалось одному человеку, но уже было занято. На этой почве возник конфликт между гвардии капралом Г. Несчастным и полковником Фольгольмом, которые были поставлены на один опальный двор иноземца Я. Брислинга, отписанный ранее на имя государя из акцизной конторы. Фрольгольм по данному ему ранее указу занял все покои и не пускал Г. Несчастного в положенную ему, но уже по другому указу, квартиру[536].