Стоит отметить, что методы, использованные А. М. Девиером в Курляндии, единодушно признаются исследователями необычными для дипломатии и в какой-то степени «полицейскими». Например, прибыв в Митаву в дом П. М. Бестужева-Рюмина, генерал-полицеймейстер приказал ему собрать всех курляндцев, которые считались приверженцами пророссийской позиции, и вывести на разговор о политике. Сам же А. М. Девиер спрятался в соседней комнате, внимательно прислушивался ко всему, что говорилось за стенкой, и вышел к собравшимся после того, как уверился в их лояльности российскому престолу[577]
. Примечательно, что данный способ получения информации больше походил на следственный допрос, нежели на переговоры со сторонниками. Столь же нехарактерным для дипломатической традиции выглядело поведение генерал-полицеймейстера во время тайных встреч с Морицем Саксонским, который не оставлял попыток заручиться поддержкой Екатерины и стать курляндским герцогом. Мориц предложил ему десять тысяч экю в обмен на то, что тот будет способствовать заключению его брака с вдовствующей Анной Иоанновной. Подобный, вполне обычный для дипломатии того времени поступок возмутил А. М. Девиера. В ответе Морицу он писал: «…это странное предложение, равно как и тому подобныя искушения, предполагающия подлыя и низкия чувства в том, к кому они относятся, оскорбительны для честного человека»[578].Дипломатическая миссия А. М. Девиера не имела никаких значительных последствий и, скорее всего, изначально не могла иметь. Внешнеполитические интересы России, опасавшейся усиления Польши в Курляндии, а также активное вмешательство Речи Посполитой, стремившейся ограничить автономию Курляндии и Семигалии, и лично польского короля Августа II, способствовавшего избранию на курляндский и семигальский престолы своего незаконнорожденного сына Морица Саксонского, привели к тому, что вопрос о влиянии в Курляндии сводился к нехитрой комбинации: кто быстрее – Польша или Россия – с помощью силовых методов обеспечит поддержку лояльным политическим силам[579]
и пообещает местным группировкам бо́льшие политическими преференции. Поэтому, когда 21 февраля 1727 г. в Митаве закончился курляндский сеймик, А. М. Девиер был отозван в столицу[580].После возвращения из Курляндии А. М. Девиер оказался вовлечен в политическую борьбу, развернувшуюся около тяжело больной Екатерины I. Его участие в качестве одного из главных фигурантов так называемого дела Девиера – Толстого в 1727 г. обернулось ссылкой в Сибирь (в Жиганское зимовье в Якутии) и удалением от государственных дел. Страдая от труднейших условий жизни в Сибири, в 1739 г. А. М. Девиер был назначен начальником Охотского порта на место Г. Г. Скорнякова-Писарева, обвиненного во взяточничестве и непотребном поведении. Последующая деятельность А. М. Девиера в Сибири и его возвращение на должность генерал-полицеймейстера Санкт-Петербурга в 1744–1745 гг. выходят за рамки нашего исследования[581]
.Подводя итог изучению деятельности А. М. Девиера как генерал-полицеймейстера Санкт-Петербурга в 1718–1727 гг., необходимо подчеркнуть, что основу его полномочий составляли «Пункты», данные ему Петром I перед вступлением на должность. По мере функционирования Полицеймейстерской канцелярии и накопления управленческого опыта эти полномочия уточнялись, дополнялись и видоизменялись. Полиция во главе с генерал-полицеймейстером, как и другие органы власти в петровском Санкт-Петербурге, должна была эффективно реагировать на новые вызовы, появлявшиеся в столице параллельно с развертыванием строительства и благоустройства. Генерал-полицеймейстер Санкт-Петербурга имел достаточно широкий функционал, относившийся к соблюдению царских регламентаций, осуществлению строительства и благоустройства общественных пространств. Он выполнял контролирующие функции, вел учет материальным объектам города, собирал необходимые сведения, самостоятельно реализовывал строительные проекты.
Деятельность А. М. Девиера по обеспечению общественного порядка и безопасности также сводилась к нескольким функциям: учету населения, постоянно или временно проживающего в Санкт-Петербурге; контролю за общественными местами и общественным порядком; организации увеселительных мероприятий; суду и следствию. При этом, как показывают многие из приведенных примеров, тотальный полицейский контроль над всем и вся, приписываемый некоторыми исследователями петровской полиции, на практике вряд ли был реализуем. В строящейся столице, где состав и численность населения менялись изо дня в день, это было просто невозможно. Еще одной причиной невозможности полного подчинения населения полиции являлось отсутствие у ведомства А. М. Девиера достаточных человеческих и материальных ресурсов. Генерал-полицеймейстер был неразрывно связан с другими государственными институтами, занятыми в благоустройстве города, поскольку сферы их компетенции пересекались, а для принятия наиболее подходящего управленческого решения требовалось взаимодействие, сплочение возможностей и ресурсов.