Светлолесье

– Вам лучше уехать отсюда, – без обиняков продолжил Альдан. – Не сегодня-завтра кто-нибудь из княжеской крепости узнает о ней. В Линдозере слишком много червенцев для того, чтобы вы могли спать спокойно…

– Нет, – перебила его корчмарка. – Мы останемся.

Иногда упрямство местных жителей его очень злило.

– Послушай. – Альдан начал терять терпение. – Твоя дочь чудом уцелела и еще большим чудом исцелилась. Было бы большой глупостью свести на нет такое везение. И усилия нескольких человек.

– Да не может она покинуть Линдозеро! – вдруг воскликнула корчмарка.

– Почему?! – хором спросили Альдан и Лесёна.

Мафза пошарила глазами по пыльному полу, пряча взгляд от Альдана и девушки.

– Она… Она принадлежит ему, – вдруг тихо ответила корчмарка. – Вы не поймете. Она часть этого места, часть леса.

– Часть леса?

Альдану было трудно сдерживать свое негодование, но, видит Единый, иногда лечить людей было намного проще, чем понимать.

Хозяйка двора извлекла из передника небольшой запечатанный кувшин, зубами сорвала крышку и затем сделала прямо из горла несколько мощных глотков. Лесёна присвистнула.

– Мне тогда только исполнилось семнадцать весен, – сказала Мафза, икнув. – Никто из нас не думал, что война доберется и до нашего тихого города. Но когда войска Ардонии перешли границу Святобории, мой Ван ушел с дружиной. С водния и до первого снега я ждала его… И почти дождалась. Почти.

Переведя дух, хозяйка допила оставшееся.

– Мне сказали, что он погиб в Вороньем Яру. Но я не поверила. Я хотела увидеть своими глазами. Хотела бежать к нему через лес, но отец запер меня на нашей мельнице. Я не верила, что моего Вана больше нет.

Мафза стиснула кувшин и бесцветным голосом продолжила:

– Он пришел ко мне ночью, когда пробил час волка. От его одежды пахло пеплом, а тело было таким холодным, что я… Знаете, я не хотела в это верить. Ардонийские войска стояли под Линдозером, я была готова умереть, вы понимаете? Я точно знала, что у меня есть только это время, мне было все равно, что его руки, срывавшие мою рубаху, холодны как лед. Никто не знал, сколько нам осталось. Кто из нас был более живым? Я не знаю. Не знаю… Но он взял меня на нашей старой мельнице, а я и не думала возражать.

В ушах у Альдана зашумело.

– Ван исчез под утро. Тела потом так и не нашли, сказали, будто он сгорел в мунне Вороньего Яра. А война Трех Царств кончилась так внезапно, что никто и не понял. Ардонийцы отступили. Говорили, у них сменился царь или что-то такое… Но нам было все равно. Половина нашей страны лежала в руинах. А я понесла.

Никто не осмеливался пошевелиться.

– Отец догадался обо всем, – с судорожным вздохом произнесла Мафза. – И когда я разрешилась, он тайно отнес Ольшу в лес и бросил ее там. Но лес забрал не ее. Он забрал его самого, – договорила корчмарка с вымученной улыбкой. – Мои мать и сестра смогли уехать отсюда, но я знала, что нас лес не отпустит. Я спрятала Ольшу и свой позор от людей, но… Ольша нужна ему. Мы останемся здесь.

Альдан посмотрел на спящую: пламенные локоны, синюшная кожа, россыпь веснушек – казалось, перед ним обычная девушка. Она не была похожа на чудь, но сквозь черты ее лица проступало что-то нездешнее. Как выглядит человек, который годами не видел ясного солнца, не гулял по молодой траве?

Травник не поверил истории Мафзы. Он видел только мать, которая годами запирала дочь в тесной горнице из-за страха перед лесом.

– Если вы не можете увезти Ольшу прямо сейчас, я могу проведывать ее, пока все не уляжется, – примирительно сказала Лесёна.

Альдан подошел к окну, поддел ножом одну доску и вырвал ее. В горнице не стало светлее, но Альдан приник к образовавшейся бреши. Крепость вдали почти сливалась с полосой сизой дымки. Когда-то травник решил, что ни за что не вернется туда. Быть может, и он сам – часть Линдозера и никогда не сможет по-настоящему его покинуть?

– Я в этом не участвую, – произнес Альдан, отворачиваясь. – Лесёна, ты идешь домой?

Червоточина висела над городом, заслоняла его багрянцем от ночной мглы, будто грозная матерь. Линдозеро погрузилось в сон, и лишь в нескольких оконцах теплился свет. Мафза провела нас к себе какими-то закоулками, благо, сегодня ночь служила нашей тайне.

На обратной дороге повстречался просветитель, он зажигал огоньки у молельника. Когда мы проходили мимо мунны, жрец помахал нам и скрылся за оградой.

Альдан проводил его хмурым взглядом и сказал:

– В городе про историю Мафзы не болтай.

Неужели он счел, что я такая дуреха?

– И не думала, – с негодованием отозвалась я, но потом смирила задетую гордость и спросила: – Как думаешь, то, что она рассказала про своего жениха, – правда?

– Обвинить неведомую чудь проще, чем признать свой позор. Вот что правда.

Травник молчал, хотя по взгляду было видно, что он крепко не согласен с такими решениями.

– Как Минт? – переменила я тему.