Он сделал то, что делал всегда: перестал думать. Одна за другой отошли заботы. Долго не мог позабыть, отодвинуть от себя лицо племянника Фёдора. Наконец, и оно исчезло. Был холод и
Душевная боль всё не проходила, и Сергию много сил стоило умерить её к приходу великого князя. Он лишь спросил Дмитрия, нет ли вестей о заключённом в Киеве митрополите, и, услышав, что известий ещё нет, кивнул головой. Дионисий не был близок великому московскому князю.
Они помолились. Затем Сергия кормили, а он всё молчал, порой поглядывая на великого князя, изнемогшего плотью и душой. Когда остались одни, он сказал:
- Я не стану молить
В покое повисла
- Спаси! Княжество гибнет! Батько Олексий... Я виноват... Никто же не смог умолить...
- Встань, князь! Можешь ли ты поклясться сегодня перед иконами, что отложишь навеки нелюбие к князю Олегу и никогда больше не подымешь меч и не подымешь котору братню? Не часа сего ради, скорбного часа упадка сил и разора во княжестви, а навек? И чтобы нелюбие навек изженить из сердца своего? И чтобы при новом приливе сил, при новом устроении не помыслить послать полки ко граду Переяславлю Рязанскому, как бывало доднесь не по раз? Ибо в горести и обстоянии легко дать любую клятву. Но нарушивший клятву, данную
Сергий говорил жёстко и знал, что надо так и говорить. Окончить нелюбие Москвы с Рязанью нельзя было иначе, чем правдой и истиной христианского
Дмитрий лежал в ногах у радонежского игумена, понимая ужаснувшейся глубиной души, что Сергия нельзя обмануть, и, пока лежал, его мысли успокаивались и светлели. Всё яснее становилась нелепость последних походов на Рязань, да и всей этой затянутой борьбы, которая не принесла ему до сего дня ни славы, ни чести. И... не может принести? Да, не может! - последовал впервые честный ответ князя себе. Его мысли мешались. Хотелось обвинить Свибла, иных бояр, даже Боброка за ту прежнюю победу на Скорнищеве... Он поднял голову. Выпрямился, не вставая с колен.
- Я виноват, отче, - сказал он. - Грех - на мне. Можешь повестить о сём князю Олегу!
Сергий молчал. Потом положил руку на склонённую голову великого князя, и Дмитрий, у которого сейчас потекли слёзы, почувствовал себя словно в детстве, когда наставник, духовный отец батько Олексий, заменивший ему отца, отчитывал княжича за очередную детскую шалость...
Каждому человеку надо знать, что есть некто больший его, перед кем достойно лишь
- Сможешь ли ты, сын мой, до зела смирить
- Смогу! - ответил Дмитрий.
Глава 21
Сергий сидел. Олег бегал по покою, перечисляя прежних посланцев Дмитрия: