Светоч русской земли (СИ)

О чём они говорили в ту первую встречу, Варфоломей тоже впоследствии не мог вспомнить. Впрочем, он больше слушал, чем говорил. Его немногословие сослужило ему добрую службу. Запомнилось только, что речь повернулась к тому, о чём он думал на протяжении всей дороги. Скорби родимой земли, её прошлое величие, величие её духовных пастырей и долг праведника перед лицом днешней беды - вот то, что немногими словами набросал перед ним Дионисий, и что сходилось с его размышлениями.

Провожая Варфоломея, Дионисий улыбнулся и заметил, что не говорит гостю "прощай", надеясь увидеть его ещё не раз, и, возможно, в новом обличии.

Варфоломей и здесь не признался в своих мечтах, только покраснел в ответ. Таким и запомнился Дионисию, не раз вспоминавшему спустя много времени, о первой встрече с будущим радонежским подвижником.

Подъезжая к дому, Варфоломей думал об одном: как скажет матери, что все сроки исполнились и ему теперь надлежит, не откладывая более ни дня, ни часа, исполнить то, к чему он приуготовлял себя.

Глава 14

Дома всё было вроде бы по-прежнему. Только отец, встречая сына, не поднялся с постели, да мать, всматриваясь в его лицо, приветствовала Варфоломея с робостью. Выслушивая рассказы, она накрывала на стол, расставляла блюда, достала тарелку с рыбным студнем, натёрла редьки сыну и налила топлёного молока.

- Нюша и Стефан - здоровы, всё - слава Богу! Баня истоплена. Поешь, помойся и ложись почивать. Утро вечера мудренее! - Тем и закончился их разговор.

Назавтра она, ещё до прихода братьев с жёнами, сразу же после трапезы, увела его для разговора в светёлку и, прикрыв двери и усадив сына на лавку, а сама, сев напротив него на сундук, потупилась, разглаживая платье на коленях руками, затрудняясь, с чего начать. Под её пальцами стало видно, что и ноги у матери усохли, истончились, и вся она высохла, олегчала, почти потеряв округлось плоти.

Наконец Мария, справившись с собой, подняла глаза:

- Отец - плох! Уже и встаёт с трудом! Всё тебя сожидал... Ты потолкуй с ним... Недолго ему с детьми говорить-то осталось...

Всё было не то, и Мария опустила глаза. Варфоломей молчал.

Он её понимал, с первого погляду, с того ещё мига, как зашли в покой и уселись напротив друг друга.

"Ты видешь, мамо, сколь я ждал и терпел! А теперь уже ничто не держит меня. Братья избрали свои пути, а меня сожидает мой. И отец не должен зазрить. Не вы ли говорили, что я "обитель Святой Троицы", и мой путь изначала - служить Господу! Отпусти, мамо! - говорило его молчание.

- Братья заходят? - спросил он.

Мария кивнула.

- Оногда и Катерина забежит... Да што! Братья оженились, пекутся ныне, как жёнам угодить! - сказала она. - Со стариками молодым трудно. Своя жисть...

Варфоломей промолчал. "Отпусти меня, мамо! Я был заботливым сыном. Может, самым заботливым из сыновей. А сейчас - отпусти! Уже исполнились сроки. Ты знаешь! И птица вылетает из гнезда, когда у неё отрастают крылья, а я человек, мамо, и путь мой означен от юности моей! Нехорошо умедлить на пути предуказанном Господом!"

- Ты, Олфоромей, печёшься, како угодить Богови, это - благая участь! Но подумай и о нас с отцом. Оба мы нынче - в старости, в скудости и болезнях! Кого, кроме тебя, могу я просить? Сама бы... Без отца... прожила и за невестками! Голоса не возвышу уже и мира не нарушу в семье. А отец не может! Всё блазнит ему господинство в доме... Не хочу, чтобы при гробе лет повздорил со своими детьми!

Молчит Варфоломей. "Мамо! Почто не Стефан и не Пётр а я должен взвалить на плеча свои ещё и сей крест и сию суетную ношу! Не уподоблюсь ли я жене нерадивой, умедлившей встретить жениха? Не Христос ли повелел бросить отца своего и матерь свою и идти за Ним? Думаешь ли ты обо мне, мамо? А ежели я не справлюсь с собой и, втайне, почну желать вашей кончины, твоей и отца? Того греха мне Господь не простит!"

- Ты не станешь ждать нашей смерти, Олфоромей! - возразила мать молчанию сына. - А жить нам осталось недолго. Дотерпи! Проводи нас с отцом до могилы! Опусти в домовину и погреби. Тогда и ступай, с Богом! А я и из могилы благословлю тебя на твоём пути! Припаду к стопам Господа нашего, да наградит тебя за терпение твоё!

"Мамо! Ты разрываешь, мне сердце! Я должен уйти! Ты это знаешь. Или я - беспощаден к тебе? Или это юность моя так не может и не хочет больше ждать? Или я - жесток пред тобой мать моя, рождшая и воспитавшая мя, и вскормившая млеком своим? Или я, как и прочие дети, будучи в неоплатном долгу у родителей своих, ленюсь и небрегу отплатить хотя малым чем долг свой при жизни родительской? Господи, подай мне знак, дай совет, как поступить в этот час!"

- Я не понуждаю тебя, Олфоромеюшко. Токмо прошу! Не можешь - ступай с Богом. Простись токмо с отцом по-хорошему. Мы ить и одни проживём, с Господней помогой! Прости меня старую!

Она потупилась, и Варфоломей видел, как вздрагивали плечи матери, как кривились губы, сдерживая рыдание, как слеза осеребрила её ресницы...