Светоч русской земли (СИ)

Роды прошли благополучно, - так повестила ему Никодимиха. Надежда на то, что он и ныне сумел ошибиться, билась в нём, когда он взбегал по ступеням терема Стефана. Но с первого же взгляда на брата, на его лицо, на Катерину, что сидела, сутулясь у постели роженицы, Варфоломей понял, что дело - плохо. Нюша лежала в жару и никого не узнавала. У неё после разрешения от бремени началась родильная горячка.

Прибежала мать, вызывали ворожею и Секлетею, знахарку. Больную обмывали, поили травами, заговаривали, но ничто не помогало.

Гадали, что делать с младенцем. То ли искать кормилицу, то ли выпаивать ребёнка козьим молоком из коровьей титьки? Спор разрешила Катерина, недавно родившая, которая унесла ребёнка к себе:

- Выдумают, тоже, кормилицу! Кака ещё и придёт, пойди их разбери! - сказала она, - у меня молока хоть залейся! Надо - и троих выкормлю!

Потянулись дни, когда Нюша была между жизнью и смертью. Жар спал, и она пришла в сознание, но таяла.

Женщины, сменяясь, не отходили от больной. Варфоломей, забросив все дела, тоже сидел у постели Нюши в очередь с братом. Ему было тяжелее, чем Стефану. Он знал, что это - конец.

Нюша то плакала, то жаловалась, просила помочь, капризничала. Несколько раз просила принести ребёнка, даже брала на руки. Спрашивала у Стефана:

- Как назовём?

Посчитав сроки, Стефан назвал несколько святых. Остановились на Иоанне.

- Ванятка! - прошептала Нюша и попробовала улыбнуться.

Варфоломея она, когда он приходил, брала за руку и подолгу не отпускала. А когда он сменялся, упрекала:

- Покидаешь, да?

- Стефан придёт! - сказал Варфоломей.

- Степан... - Нюша прикрывала глаза.

День ото дня ей становилось всё хуже. Похоже, было, что и крестить ребёнка придётся уже без матери...

Варфоломей пытался разговорить, успокоить Нюшу, обещал скорое выздоровление. Она слушала, и непонятно было - верит или нет?

...В этот день Варфоломей припозднился с делами и, когда подходил к дому Стефана, ускорил шаги. Стефан стоял на крыльце и ждал брата.

- Тебя зовёт! - сказал он.

- Плоха? - спросил Варфоломей.

Стефан махнул рукой и пошёл, деревянно шагая, в сени.

Нюша лежала, почти не дыша. Ему показалось даже, что она спит. Но Нюша, заслышав шаги, открыла глаза.

- Ты - один?

Варфоломей кивнул и уселся на скамеечку, рядом с постелью, нашаривая пальцы Нюши.

- Сейчас Катя придёт, - сказала Нюша и замолчала.

Её пальцы были холодны и даже не ответили на его пожатие. Он вздумал утешать её, но Нюша отмахнула головой и спросила, глядя мимо него:

- Скажи... Я умру?

Варфоломей склонился к постели, зарыдав. Когда-то он так же не мог соврать умирающей девочке. Но сейчас ему было тяжелее во сто раз.

- Да, - прошептал он.

Нюша подняла руку и погладила его кудри.

- Не плачь! - сказала она. - Мы встретимся с тобой там, да?

- Да! - захлёбываясь слезами, не поднимая лица, сказал он.

- Я была такая глупая! - сказала она, - глу-у-упая, глупая! Больше такая не буду... Помнишь, ты мне сказывал про Марию Египетскую? Мне надо было вместе с тобой уйти в монастырь! Ну, не вместе, а где-нибудь рядом... И приходить к тебе на исповедь каждый год. Нет, каждый месяц! Или лучше по воскресным дням... Ой! Кто - там? - вскрикнула она, уставившись в угол.

- Никого нет! - сказал Варфоломей, посмотрев туда же.

Нюша говорила всё торопливее и уже начала заговариваться. Её взгляд сделался неподвижным, а рука отеплела. У неё поднимался жар...

Как давно это было уже! И словно всё повторяется вновь: Стефан, испуганный, стоит за дверями, а она - девочка Нюша - умирает у него на руках...

Хлопнула дверь. Катя от порога спросила:

- Жива?

- Ещё жива! - помедлив, ответил Варфоломей и прошептал себе. - Ещё жива...

В комнату стали собираться женщины. Вошла мать. Потом попадья.

Нюша бредила, её взгляд сделался мутным. Варфоломей встал и вышел на улицу. Стефан стоял в сенях и плакал, зарывшись лицом в тулуп Нюши.

Нюшу обряжали вечером. Обмыли, переодели, положив на три дня в открытую домовину. Много суетились, много плакали. Приходил, ведомый под руки, отец. Покачивая головой, говорил с покойницей, в чём-то упрекал, за что-то хвалил. Приходили подружки Нюши, родственницы и матери подружек. Дьячок из церкви читал над Нюшей часы.

Дома варили кутью, готовили поминальную трапезу. Катя раскачивала колыбель с Ванюшей и приговаривала:

- Етот-то будет жить! Ишь, голосина какой! Беда, матки нету на тебя, пороть-то тебя будет некому!

Варфоломей наклонился над колыбелью и поцеловал лобик. В этом ребёнке теперь осталась её душа...

Когда колоду с телом уже опустили в могилу, засыпали землёй и, утвердив крест и разделив кутью, разошлись, Варфоломей задержался на погосте. Отойдя в сторону, он посмотрел на небо. Оно ещё хранило отблеск угасшего солнца, и облачка, просвеченные лучами, сияли над землёй, прежде чем потускнеть и раствориться в ночи.

"Я была такая глупая, больше не буду!" - донёсся до него голосок.

Оглянувшись, он заметил вдалеке фигуру Стефана, который брёл, шатаясь, в сторону леса. Варфоломей догнал брата и тронул за рукав. Стефан оглянулся, глаза его сверкнули.

- А-а, это - ты!

- Идём домой. Ждут, - сказал Варфоломей.