"Ты не ведаешь, мамо, какой жертвы просишь у меня! Я уступаю тебе, но и боюсь за себя в этот миг. Выдержу ли без ропота этот последний искус?
- Хорошо, мамо. Я остаюсь, - сказал он.
Ему пришлось поддержать мать, чтобы Мария не рухнула ему в ноги.
Глава 15
Ближайшие два года отец был прикован к постели, братья больше угождали своим жёнам, и на Варфоломея пали те заботы, которые ранее исполняли Яков, Стефан, Даньша или боярин Кирилл. Ему пришлось поездить и походить с обозами, научиться торговать; много раз бывал в Переяславле, этой второй церковной столице московского княжества, где он даже завёл знакомства в монастырских кругах; побывал он и в Хотькове и Дмитрове, в Юрьеве-Польском и Суздале, спускался по Волге от Кснятина до Углеча-поля. Однажды ему довелось увидеть Москву, куда Варфоломей попал в числе радонежан, вызванных на городовое дело. Москва, хоть и обстроенная Калитой и расположенная на горе, над рекой, всё же уступала Ростову, Владимиру и даже Переяславлю.
Город, однако, был многолюден, а народ напорист и деловит: москвичи гордились своей столичностью. Варфоломей нашёл время побывать в монастырях, Даниловом и Богоявления, обегал Кремник, благо они тут и работали, починяли приречную городьбу, и даже увидел князя Семёна. Он шёл в сопровождении бояр и свиты и слушал, кивая головой, то, что говорил ему забегавший сбоку, привзмахивая руками, седой боярин, сам же окидывал взглядом строительство, и даже, остановившись недалеко от Варфоломея, указал рукой одному из бояр на что-то вызвавшее его внимание. Передавали, что князь Семён только что вернулся из Орды, где представлялся хану Джанибеку.
Мелькнул и исчез перед ним кусочек той жизни, со своими трудами, успехами, бедами и скорбями. От этих княжеских трудов зависели жизни и судьбы тысяч бояр, торговых гостей, ремесленников и крестьян. Что было бы сейчас со всеми ими, не прими Джанибек милостиво князя Семёна? Уже скакали бы гонцы по дорогам, и в воздухе пахло войной!
Митрополита Феогноста Варфоломей в этот наезд не видел. Говорили, что духовный владыка Руси всё ещё не вернулся из Орды.
Пригородные московские монастыри, как и большие монастыри Переяславля - Горицкий и Никитский, вызывали в нём убеждение: туда он не пойдёт. Варфоломей даже затруднился бы сказать, почему. Верно, из-за той "столичности", которая тут лезла в глаза: соперничества и местничества, борьбы за звания и чины, страстей, связанных с близостью к престолу, которые он и, не зная, знал, - чувствовал этот дух суетности, враждебный
Время шло. Кирилл всё больше слабел и уже начал поговаривать о монастыре. Он бы и давно уже посхимился, да не желал оставлять Марию одну, а та тоже, давно подумывая о монастыре, не могла оставить одиноким супруга. Им обоим не хватало толчка, может, беды, чтобы решиться покинуть мир.
У Кати с Петром появился ребёнок, девочка, а вскоре обе невестки опять понесли.
Варфоломей, который нынче нечасто встречался с Нюшей, не сразу почувствовал приближение беды. Нюша была уже на сносях, когда Варфоломей, встретив её у младшего брата, вдруг испугался. Да, лицо у Нюши было слегка нездоровым, подпухло, под глазами появились мешки, но не это перепугало Варфоломея. Она болтала, даже смеялась, пробовала подшучивать над ним, а глаза у неё в это время отсутствовали. В них была пустота. Он решил, что это -
наваждение, пробовал стряхнуть с себя страх и не мог. Что-то должно было произойти, возможно, то, чего он ждал тогда, два года назад, и ошибся во времени? Вечером этого дня он молился о здравии рабыМного лет спустя Варфоломей, к тому времени уже старец Сергий, так развил в себе эту способность видеть грядущую судьбу человека, что уже ни разу не обманывался в своих предчувствиях. Смерть или несчастье, увечье ли, плен, болезнь виделись ему заранее, написанными на лице человека, и даже сроки несчастий он мог увидеть. О своих предчувствиях Варфоломей не говорил никому. Только внутри себя во все эти месяцы сжимался, собирался в комок, ожидая удара.
Нюша ничего не подозревала: была весела, ровна, готовила свивальники и сорочки будущему младеню. Она уже и ходила тяжело, переваливаясь.
Осенние ветры сушили и вымораживали землю. Лист ольхи на утренниках хрустел под ногами.