— Благодарю тебя. — Елифаз, сын Гатама хлопнул в ладоши: — Меша, неси вино. — Раб кивнул и поспешил прочь. Елифаз пробормотал себе под нос что-то, подозрительно похожее на "пожирающий ящериц дикарь". Может, он любил Мешу не больше, чем моавитянин его.
Вино оказалось неплохим, но не более. Соклей, не привыкший к неразбавленному вину, пил с осторожностью. После полагающейся вежливой болтовни он сказал:
— Вот сосуд с прекрасными родосскими благовониями, что я упоминал, когда мы встречались вчера. — Его арамейский становился все лучше с каждым днём.
— Дай же мне ощутить их аромат, — серьезно сказал Елифаз. Соклей протянул ему маленький сосуд. Елифаз вытащил пробку, понюхал, тронул край горлышка и потер друг о друга большой и указательный пальцы. — Я вижу, там есть жир. Что за жир?
— Оливковое масло, господин, ничего кроме, — ответил Соклей.
— А, — лицо Елифаза осветила улыбка. — Нам дозволено использовать оливковое масло, как ты понимаешь. Если бы это был животный жир, а особенно свиной, я не мог бы и думать об обмене, каким бы сладким ни был аромат.
— Да, я понимаю, — сказал Соклей. — Но не понимаю, почему. Если бы ты объяснил мне, я был бы тебе премного обязан.
— Наш единый бог велит воздерживаться от свинины и других животных, которые не жуют жвачку и копыта у которых не раздвоены, — сказал Елифаз.
Такого Соклей ещё не знал, но этого ему было мало:
— А почему он так велит вам?
— Почему? — удивленно уставился на него Елифаз сын Гатама. — Кто мы есть, чтобы вопрошать, почему единый бог велит то и запрещает это? Такова его воля, мы можем лишь исполнять её, и мы исполняем. — Похоже, он гордился подобным послушанием.
Соклею это показалось весьма странным. Все равно что человек сказал бы, что горд быть рабом и не желает свободы. Но поскольку он не видел дипломатичного способа сообщить об этом Елифазу, то не стал углубляться. Вместо этого он сказал:
— Можешь обойти весь мир, мой господин, но не найдешь благовоний более сладких, сильных и стойких, чем те, что мы делаем на острове Родос.
— Вполне возможно. Они хороши, — согласился Елифаз. — Но и ты, иониец, не найдешь бальзама лучше, чем мы делаем тут, у Мертвого моря.
— Так вы его называете? — спросил Соклей и Елифаз кивнул. — Я также слышал, что его называют Асфальтовое озеро.
— Называй его как хочешь, — сказал иудей. — Но мы продаем бальзам на вес серебра, один к одному. Как нам сравнить его с благовониями?
По всему побережью Внутреннего моря финикийские купцы просили за бальзам из Энгеди двойной его вес серебром. Соклей хотел оставить часть этой прибыли себе.
— Я не продаю благовония на вес, но сразу флакон, за который рассчитываю получить двадцать сидонских сиклей.
Елифаз рассмеялся.
— Рассчитывать-то ты можешь, но кто же их тебе заплатит? Если думаешь, что я дам тебе за один крошечный сосудик бальзама на вес двадцати шекелей, подумай ещё раз.
— Сосуды такие маленькие, потому что то, что содержится в них, вываривается много раз, чтобы сделать крепче, — сказал Соклей, — и это огромный труд. Такой же тяжелый, как и сбор розовых лепестков для изготовления благовоний.
— Думаешь, бальзам изготавливается без труда? — возмутился Елифаз.
— Туда вложен не только труд, но и секрет. Никто кроме нас в Энгеди не знает, как его делать.
— А как насчет иерихонцев? — поинтересовался Соклей.
— Мошенники! Жулики! Шарлатаны, вот они кто! — вскипел Елифаз. — Наш бальзам, бальзам Энгеди намного лучше, чем их.
— Что ж, господин мой, в каждом ремесле есть свои секреты, — заметил Соклей. — Вы выращиваете тут розы. А делаете ли вы благовония? Что-то мне подсказывает, что нет.
— Наш секрет труднее и важнее, — настаивал иудей.
— Вы и должны говорить именно так, — вежливо ответил Соклей.
Елифаз что-то пробурчал на арамейском.
— Ты хуже финикийца, — сказал он Соклею, и тот улыбнулся, будто принял оскорбление за комплимент, отчего Елифаз забурчал снова. Наконец он сказал: — Даже если дам тебе бальзама на десять шекелей за сосуд, и то будет слишком много.
— Господин мой, я опечален тем, что должен указать столь мудрому человеку на его ошибку, — сказал Соклей. — Но ты должен знать, что говоришь ерунду. Если бы ты действительно верил, что благовония стоят меньше десяти сиклей, то вышвырнул бы меня вон, да и сделке нашей конец. — Соклею до сих пор плохо удавался звук "ш", с которого начиналось слово "шекель".
— Не обязательно. Может, я просто хочу развлечься. И говорю тебе прямо, давно я не слышал ничего столь же смешного, как предложение заплатить двадцать шекелей бальзама за сосуд с твоими благовониями. Думаешь, если ты приехал издалека, а я сижу здесь в Энгеди, то и понятия не имею, что почем?
— Конечно нет, — сказал Соклей, надеявшийся как раз на что-то такое. — Но подумай, хозяин. Как часто родосские благовония привозили в ваш город?
— Никогда не привозили, — ответил Елифаз, — и если цена, которую ты хочешь за них, показательна, то я понимаю почему.
Соклей терпеливо продолжил:
— Но если у тебя единственного будут тончайшие благовония, за сколько ты сможешь их продать? Не думай о цене, думай о прибыли, которую получишь после.