Священная земля

Прежде чем вернуться в гостиницу Седек-ясона, Менедем купил колбасу в половину локтя длиной — кишку, набитую рубленым мясом, сильно пахнущим чесноком и тмином. Ещё он взял маленький хлеб с запечёнными оливками — ситос к опсону, подумал он и усмехнулся. Узнай об этом Соклей, сказал бы, что Менедем — опсофаг, который деликатес предпочитает главной еде. Это колбаса должна идти с хлебом, а не наоборот.

Жена Седека-ясона бросила колбасу Менедема в горячее масло, дешёвую бурду, какой всегда пользуются трактирщики. А кроме того, на этом масле уже не раз готовили, прежде чем в него попала эта колбаса. Таверна и улица перед гостиницей наполнились чадом. Не то, чтобы совсем противным, но сильным.

Эмастарт выудила колбасу из масла при помощи деревянных щипцов, выложила на блюдо и понесла Менедему. Опуская тарелку на стол перед ним, она ухмыльнулась и произнесла "фаллос".

— На греческом колбаса не так называется, — возразил Менедем. Название колбасы — physke — звучало довольно похоже, она действительно могла ошибиться. Во всяком случае, Менедем на это надеялся.

Однако, ухмылка Эмастарт, ставшая шире, и выражение её глаз сказали ему, что она не ошиблась.

— Фаллос, — повторила она и продолжила на ужасающем греческом. — Тебе иметь больший фаллос уже? — глаза скользнули по промежности Менедема.

Он опустил взгляд на внушительной длины серовато-коричневую колбасу на столе перед собой.

— О, боги, надеюсь, что нет! — возмутился он. — Да я тебе что, осёл? — он сам считал Эмастарт совершенной ослицей, но по другой причине.

— Нет, ты мужчин, — она льстиво выделила это слово, так и не подняв взгляд к лицу Менедема.

В харчевне сидели ещё двое посетителей. Однако, они были финикийцы, и не показывали вида, что понимают по-гречески. Раз так, Эмастарт могла их и не стыдиться. Надеясь её приструнить, Менедем спросил:

— Где твой муж?

Она ответила презрительным взглядом. Менедем не раз видел подобное выражение лица у женщин, которые интересовались им и совершенно не беспокоились о своих мужьях. Это было последнее, чего он хотел от Эмастарт.

Она сказала "он пить", изобразила как будто берёт обеими руками чашу, подносит ко рту, а потом шатается, словно много выпила. Менедем фыркнул. Он не хотел, но не мог ничего поделать — отличная пантомима. Она добавила: "Домой совсем нет приходить".

— Ааа, — равнодушно протянул Менедем. — Очень мило. — Он выпил немного вина, зевнул. — Я очень, очень устал. Сегодня лягу пораньше, — и театрально зевнул ещё раз.

Эмастарт ждала. Не произнесла ни слова. И Менедему это не нравилось. Он хотел, чтобы она поверила. Тогда не явится посреди ночи скрестись в его дверь. Раньше он бы порадовался, если ночью женщина придет к его двери. Надеялся, что так опять будет, надо только забыть досадную клятву, которую дал Соклею. Но радоваться Эмастарт — это и вообразить невозможно, даже если она выйдет во двор голой. Особенно если выйдет голой.

Наконец, она оставила его в одиночестве, правда, оглядывалась через плечо, уходя. Есть пришлось второпях и зевать почаще, чтобы она не усомнилась в том, как сильно он устал. Колбаса, хоть и не такая, как он ел в Элладе, оказалась вкусной. Каждый раз, как Менедем подносил кусок ко рту, Эмастарт проводила языком по губам. Эта безмолвная непристойность выглядела куда хуже и отвратительнее всех забавных похотливых выдумок Аристофана.

Закончив есть, Менедем поспешил уйти из питейной в тесную и душную комнату, где спал по ночам. Он даже лампу не потрудился зажечь. Просто сбросил хитон, проверил, что дверь заперта изнутри и голым улёгся на узкую кровать. К своему удивлению, он быстро заснул.

И нисколько не удивился, когда через какой-то промежуток времени проснулся от того, что кто-то негромко стучится в дверь. Может, если лежать тихо и притворяться, что спит, она уйдёт, подумал он.

Он попытался. Эмастарт не уходила и продолжала стучать всё громче, и, наконец, Менедем засомневался, что это смог бы игнорировать даже покойник. Тихо ругаясь, он встал и пошёл к двери.

— Кто там? — спросил он, ведь оставался один шанс из миллиарда, что там кто угодно, только не жена трактирщика.

Но она ответила:

— То быть я.

— Чего ты хочешь? — поинтересовался Менедем. — И, кстати, который час?

— Не знать про час, — ответила Эмастарт. — Хотеть binein.

Закашлявшись, Менедем отступил от двери. Он не ожидал, что так удивится её знакомству с этим самым мерзким и непристойным греческим глаголом, но удивился. Значение у этого слова — взять силой, и невозможно поверить, что женщина скажет такое мужчине, но, когда такое говорит Эмастарт, в такое поверишь.

— Во имя богов, уходи, — сказал он. — Я слишком устал.

— Хотеть binein, — повторила она, — хотеть binein!

Она почти кричала, не заботясь о том, что её услышат другие несчастные постояльцы этой гостиницы. Неужели, всё это время, разливая вино, она думала о соблазнении Менедема?

— Нет, — сказал он. — Не сейчас. Уходи.

— Войти, — отозвалась финикийка. — Хотеть binein! Быть хорошо.