Священная земля

Елифаз обнажил в улыбке желтоватые зубы.

— Я не ребенок, иониец, и не краснеющая девственница на брачной постели. Я знаю все о покупке и продаже. И предположим, я скажу: "Ладно, я дам тебе вес десяти шекелей". Да, предположим, я так сказал. Ты только обругаешь меня, скажешь, что этого мало, назовешь вором.

Соклей тоже улыбнулся. Он увидел возможность.

— Десяти сиклей мало, — согласился он и улыбнулся ещё шире. — Ты вор, мой господин.

По-гречески он однозначно мог бы показать, что это актёрская игра, но по-арамейски мог лишь надеяться на это. Когда Елифаз сын Гатама расхохотался, Соклей облегченно улыбнулся: у него получилось.

— Ты опасный человек, Соклей, сын Лисистрата, — сказал иудей.

— Я не хочу быть опасным. Всего лишь хочу обменяться.

— Ха! Так я тебе и поверил. Так и поверил, — покачал головой Елифаз. — Даже если я предложу за эти мерзкие маленькие горшки десять с половиной шекелей, ты все равно будешь смеяться. Ты нисколько не сбавишь, даже на крошечную монетку из тех, что чеканит наместник.

Вот она, возможность. Соклей понимал, что должен немного уступить или потеряет всякую надежду на сделку.

— Я уступлю ровно настолько, насколько и ты. Если заплатишь мне девятнадцать с половиной сиклей, благовония твои.

— Меша! — закричал Елифаз. Когда раб пришел, он велел ему принести ещё вина. — И немедленно! У нас тут дело, вино поможет его продвижению.

Бормоча себе под нос, раб ушел за вином. Вернувшись, он все ещё бормотал. Когда моавитянин был свободным, были ли у него в услужении иудеи? Набеги через давно установленную границу могут приводить к подобным казусам.

Елифаз торговался так, будто в его распоряжении все время мира. Очевидно, это был его любимый вид спорта. Соклей знал эллинов, так же наслаждавшихся процессом заключения сделки, но сам к ним не относился, хотя и хотел получить самую лучшую цену из возможных.

Лучшей ценой оказались четырнадцать с половиной сиклей. Елифаз сын Гатама упорно отказывался поднять её до пятнадцати.

— Не настолько мне нужны твои благовония, — сказал иудей. — Это уж слишком, я не буду столько платить.

Соклей забормотал себе под нос. Он знал, сколько может выручить за бальзам в Элладе, и сколько за благовония на побережье Внутреннего моря. За бальзам он получит больше, но настолько ли, чтобы оправдать это длинное и опасное путешествие в Энгеди? Может быть. А может и нет.

Однако, раз он уже здесь, оправдается ли его дорога, если вернуться в Сидон без бальзама? Вряд ли он сумеет выторговать цену получше у других изготовителей бальзама. Как и любые ремесленники, они наверняка общаются. И он точно не сможет выторговать цену значительно лучше.

"Ты же не думал, что будет легко? — спросил он самого себя. — Ты же не рассчитывал, что Елифаз скажет: "О, двадцати шекелей маловато, давай я дам тебе тридцать?" — Соклей точно знал, что о таком и не мечтал, но тем не менее, было бы замечательно.

— Четырнадцать с половиной шекелей, — повторил Елифаз. — Да или нет, мой господин. Если да, то по рукам, а если нет, то приятно было с тобой познакомиться. Здесь уже бывали ионийские солдаты, но торговцы — никогда.

— Четырнадцать с половиной, — угрюмо согласился Соклей, не испытывая уверенности, что поступает правильно. — По рукам.

— Фух! — выдохнул иудей. Если это не был вздох облегчения, то что же тогда? — Ты грозный соперник. Хорошо, что твой народ держится подальше от Энгеди. Я лучше буду торговаться с финикийцами.

Так ли это? Или он просто хотел польстить Соклею? Несомненно, ему удалось.

— Ты и сам хорошо торгуешься, — сказал Соклей, нисколько не покривив душой, и протянул руку.

Елифаз принял её. Его пожатие было твердым и крепким.

— Хорошая сделка, — объявил он. — Никто из нас от нее не в восторге, а значит, сделка хорошая.

— Да, — согласился Соклей. — Ещё один вопрос: могу я искупаться в Асфальтовом озере? Оно правда держит пловца так, что он не может утонуть?

— Правда. Конечно, можешь. Оно вон там, — Елифаз указал на восток. — Кто тебе запретит?

— А могу я искупаться обнаженным? Таков наш обычай, но у вас, иудеев, правила иные.

— Можешь. Но будет вежливо, если ты уйдешь подальше от женщин и сразу оденешься, как только выйдешь из воды. И не давай ей попасть в глаза или рот. Будет жечь, очень сильно.

— Спасибо. Я поступлю так, как ты говоришь. — сказал ему Соклей.

Он взял с собой Аристида, чтобы вороватые иудеи не утащили его тунику, после того как он её снимет. В момент, когда вошёл в воду, он вскрикнул от удивления: она была теплой, как кровь, как будто это подогретая ванна. Запах моря ошарашивал. Соклей шёл, пока вода не скрыла его интимные части тела, чтобы удовлетворить иудейские представления о скромности. Затем подогнул ноги и лег на спину.