Священная земля

— И тебе мир. — Девочка так удивилась, что вряд ли смогла бы выдавить что-то иное, чем привычное приветствие. Её черные глаза казались огромными на худеньком чумазом личике, тем не менее обещавшем вскорости стать весьма красивым.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Мариам, — прошептала она. Затем, очевидно набравшись смелости, она спросила, — а как зовут тебя?

— Я Соклей, сын Лисистрата, — ответил он. Смешное звучание иностранного языка заставило её хихикнуть. Она ускакала прочь, а Соклей спросил хозяина.

— Почему ты назвал её именем, означающим "горькая"? Она выглядит весёлым ребенком.

— Да, теперь да, — ответил мужчина, — но рожая её моя жена едва не умерла. И несколько недель после родов я думал, что она умрет. Вот почему, чужестранец.

— О, благодарю тебя, — сказал Соклей, удовлетворив любопытство. Затем, вспомнив о манерах, добавил, — я рад, что твоя жена не умерла. Благодарю ещё раз.

Но трактирщик продолжал хмуриться.

— Она прожила ещё три года, а затем погибла от… и произнес слово, бессмысленное для Соклея. Тот развел руками, показывая, что не понял. В ответ иудей выгнул спину, закинул голову и изо всех сил стиснул зубы. Неплохая пантомима. Соклей вздрогнул.

— А, это столбняк, или тетанус, как мы его называем, — сказал родосец, — мне очень жаль, друг. Трудная смерть, я видел такие случаи.

Пожав плечами, трактирщик ответил:

— Наш Бог так решил, и так оно случилось. Да будет благословенно великое имя Его по всему миру, который создан по воле его. — То, как он произносил эти слова, звучало молитвой, выученной наизусть. Соклей собирался расспросить его об этом, но Москхион отвлек его, начав выяснять, о чем они говорили, и Соклей не спросил.

Он не вспоминал об этом разговоре до момента, пока он и матросы не покинули Вифлеем, а вспомнив, раздраженно заворчал. Затем он загнал мула на вершину невысокого холма, взглянул на восток, и перед ним открылся прекрасный вид на Асфальтовое озеро.

Первое, что бросалось в глаза, это то, как глубоко внизу казалась вода. Холмы вроде не особо высокие, но озеро находилось будто бы гораздо ниже их. Телеф тоже смотрел в ту сторону.

— Во имя богов, — сказал он, — это самое уродливое место из всех, что я видел в жизни.

И хотя Телефу нравилось ругать всё, что он видит, это не значит, что он всегда неправ. Например, сейчас он оказался прав. Соклей размышлял о том, что он тоже видит местность настолько уродливую, что не видел прежде ничего и близко подобного. Холмы, среди которых они продвигались, спускались к озеру серией утесов из красноватого кремня на которых почти ничего не росло. Ниже этих утесов шел темно-жёлтый известняк, абсолютно бесплодный.

Равнина же между холмами и озером была ослепительно белой.

— Знаете, что мне всё это напоминает? — заговорил Москхион, — Бывает, ставят сковороду с морской водой на солнце — вода испаряется, и на дне остается соль, будь я проклят, если это не такое же.

— Ты прав, — ответил Соклей. Но сковороды не особо велики. Здешние же соляные равнины, если это они, тянулись стадий за стадием. — Похоже, что здесь собралась соль половины мира.

— Жаль, что она не стоит столько, чтобы стоило её грузить с собой обратно. — сказал Аристид, — она просто лежит там внизу и ждёт, пока кто-нибудь её соберет. Не нужно возиться со сковородками.

— Если бы так много эллинских полисов не находились у моря, можно было бы заработать на этом, — ответил Соклей, — а в текущих условиях… Он покачал головой.

В лучах солнца Асфальтовое озеро светилось золотом. За ним на востоке виднелись холмы из красноватого камня. Выезжая утром из Иерусалима, Соклей не замечал этого, но они становились все заметнее по мере того, как солнце, поднимаясь, освещало их под другим углом. Ни холмах не росло ни деревьев, ни даже кустарника. Асфальтовое озеро и почти всё, что окружало его, выглядело совершенно мертвым.

Указывая на восток за озеро на изрезанные красноватые холмы, Аристид спросил:

— Это всё ещё часть Иудеи, или те земли принадлежат другой стране, полной разнообразных варваров?

— Не знаю точно, но уверен, что это иудейская земля. — ответил Соклей. — Но, глядя на неё, я бы сказал, что вряд ли она полна чем-то, кроме, быть может, скорпионов.

— Кстати, скорпионы здесь больше и противнее, чем дома в Элладе. — сказал Телеф, — на днях в Иерусалиме я раздавил вот такого, — он показал большой палец и передернулся. — Я уже почти захотел начать носить сандалии.

Следующую четверть часа он, Москхион и Аристид озирались во все стороны, держась подальше от камней, вероятно скрывавших скорпионов, и от теней или веток, казавшихся жалящими паразитами.

Даже Соклей, который ехал на муле, и чьи ноги вообще не касались земли, нервно поглядывал вокруг. Вдруг по дорожной пыли пронесся скорпион и скрылся в расщелине среди камней быстрее, чем кто-либо успел его убить. Одной только ругани Телефа должно было с избытком хватить на то, чтобы скорпион убил себя сам.