— Это показалось мне разумным, — ответил Соклей, пожав плечами. — Но я восхищаюсь моим кузеном, когда тот македонский олух оскорбил его, он не потерял самообладания, а остался спокоен, и македонец в итоге остался в дураках.
Менедем не привык, просто не привык к восхищению со стороны Соклея, который, с большей готовностью мог назвать его тупицей, думающим лишь своим членом. К этому он уже привык. Но к такому…
— Огромное тебе спасибо, дорогой мой, — произнес он, — ты точно себя хорошо чувствуешь?
— Да, неплохо, спасибо, — ответил Соклей, — и я думаю, хотя и не могу быть вполне уверен, что ты наконец-то начал взрослеть.
— Я? — Менедем склонил голову, — это маловероятно, позволь мне заметить.
— Не думаю, — сказал Соклей, — я уверен, что пару лет назад ты бы обозвал его чем-нибудь мерзким, позаимствованным у Аристофана, что испортило бы всё дело.
Менедем обдумал сказанное. Как бы ему ни хотелось, этого отрицать он не мог. Менедем пожал плечами.
— Не обозвал и покончим с этим. А теперь, может, эти толстозадые любители мять сиськи оставят нас и позволят нам заняться делами.
— О да, — согласился Соклей, — снова Аристофан?
— Ну разумеется, мой дорогой, только самое лучшее.
Когда следующим утром Соклей и Менедем вошли на рыночную площадь Саламина, Соклей остановился, восхищённо осмотрелся и махнул рукой.
— Смотри, — воскликнул он, — финикийцы! Толпа финикийцев! — действительно, агора полнилась смуглыми крючконосыми людьми в длинных одеждах несмотря на теплый день. Хриплые гортанные звуки их языка смешивались с ритмичным напевом греческого.
Кузен расхохотался.
— Ну конечно же, здесь куча финикийцев, мой дорогой. Мы неподалеку от финикийского берега, на Кипре есть финикийские города, а все те финикийские корабли в гавани не могли приплыть без моряков и торговцев.
— Нет, конечно, нет, — согласился Соклей, — но теперь я узнаю, понимают ли они мой арамейский, и понимаю ли я их. Думал, мы столкнемся с ними в Ликии, Памфилии и Киликии, но… — он пожал плечами, — не столкнулись.
— Война, — объяснил Менедем, — Антигон правит Финикией, но Птолемей недавно захватил у него южное побережье Анатолии. Финикийцы, скорее всего, опасаются отправляться туда.
— Возможно да, возможно — нет, — не согласился Соклей, — Птолемей владеет и Кипром, так почему финикийцы не держатся подальше от Саламина?
— Для начала, как я уже сказал, на Кипре есть Китион и некоторые другие финикийские города, Птолемей правит и ими, — ответил Менедем, — во-вторых, он держит Кипр давно, так что здесь уже всё успокоилось. А в-третьих, если финикийцы не приплывут сюда, то не смогут приплыть больше никуда.
Поскольку брат был явно прав, Соклей не стал спорить с ним. Вместо этого он подошел к ближайшему финикийскому торговцу, парню, установившему прилавок с горшочками пурпурного красителя.
— Добрый день, господин мой, — произнес Соклей по-арамейски, его сердце тревожно забилось. — Не могли бы вы сказать своему слуге, из какого вы города? — говоря по-гречески, он не хотел бы казаться таким покорным даже македонскому генералу. Но арамейский, как он обнаружил к своему смятению, делал всё иначе.
Финикиец моргнул от удивления, затем широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.
— Иониец, говорящий на моем языке! — удивился он; на арамейском все эллины звались ионийцами. — Да сгореть мне в огне, если ты не выучился ему от кого-то из Библа. Я прав, господин мой, или нет?
— Да, от кого-то из Библа, — Соклей едва удерживался от того, чтобы не пуститься в пляс от восторга. Этот парень понял его арамейский, а он сам понял его ответ.
Улыбка финикийца стала ещё шире.
— Твой слуга из Сидона, — ответил финикиец кивая, — меня зовут Абибаал, сын Эшмунхиллека. А как зовут моего господина?
Соклей назвался себя и имя своего отца, а также Менедема, прибавив:
— Он не говорит на арамейском.
— Это мелочь, — ответил Абибаал. Он кивнул Менедему как раньше Соклею и на хорошем греческом произнес: — Радуйся, мой господин.
— Радуйся, — ответил Менедем, хохотнув, и ткнул Соклея локтем под ребра, — видишь? Он говорит по-гречески.
— Говорит, — терпеливо согласился Соклей, — но вскоре мы окажемся в местах, где не говорят.
— Вы хотите продолжить на греческом? — спросил Абибаал на этом языке.
— Нет, — ответил Соклей на арамейском и вскинул голову, — я хочу говорить на вашем языке.
Абибаал снова кивнул.
— Все будет так, как вам угодно. Возрадуется ли твоё сердце при мысли о невообразимом множестве отличных качеств моей пурпурной краски? — он погладил один из горшочков на своем небольшом прилавке.
— Я не знаю, — ответил Соклей — уместная фраза. Он мгновение подумал и продолжил: — Насколько дороже ты продаешь её здесь по сравнению с Сидоном?
От такого вопроса Абибаал моргнул и расхохотался.
— Порази меня Эшмун, если мой господин сам не торговец.
— Да, — Соклей склонил голову. Затем вспомнил, что нужно кивать. Это казалось неестественным. — Прошу, ответь на вопрос твоего слуги, будь столь великодушен.
— Конечно, господин, ты же знаешь, всем нужно зарабатывать на жизнь, и…