— В борделе — вовсе не то же самое, как ты знаешь, — заметил Менедем, — девушкам приходится давать тебе то, зачем ты пришел, хотят они того или нет, а они чаще всего не хотят. И нет никого искуснее, чем жена, которой муж очень давно не уделял внимания, сам знаешь, всегда приятнее, когда женщина тоже получает удовольствие.
— Я получу больше удовольствия, отправившись в Энгеди один, — ответил Соклей.
— До тех пор, пока первая же стрела не угодит тебе под ребра.
— В твоих играх тоже есть такая вероятность. Ты просишь меня отказаться от чего-то, но не хочешь сделать то же самое. И где справедливость?
— Клянусь Зевсом, я здесь капитан, — ответил Менедем.
— Но ты не Зевс, даже если клянешься им, и ты — не тиран. Так мы заключим сделку или нет? Может, я просто сам пройдусь по побережью и к воронам лучшую цену за бальзам из Энгеди.
— Что? Это бунт! — взорвался Менедем, — мы отплыли на восток, чтобы купить бальзам, ты выучил этот ужасный язык, чтобы иметь возможность его купить, а теперь ты говоришь, что не отправишься туда, где его делают?
— Только не с отрядом прилипших, взбешённых моряков, если только ты не дашь мне что-то взамен. Это не бунт, мой дорогой, это торг. Или ты хочешь сказать, что не можешь удержаться подальше от чужих жён, пока я не вернусь из Энгеди? Что ты за слабак тогда?
— Ну ладно! — Менедем пнул ногой по земле, во все стороны полетели камни: — Хорошо. Ты отправишься с сопровождающими, а я не осмелюсь приставать к чужим жёнам, пока ты не вернёшься. Какую клятву ты от меня хочешь? — он поднял вверх руку. — Погоди, я знаю! Сначала нам нужно немного вина, — на бурлящей агоре Саламина купить что-то — дело пары мгновений. — Так, хорошо. Вот: исполняя обещанное, да изопью я из этого источника, — он отхлебнул вина и передал чашу Соклею, который сделал то же самое, Менедем закончил, — но, если я нарушу её, да будет чаша полна воды. Теперь повтори после меня.
Соклей так и сделал, и произнес:
— Хорошая клятва. Но почему ты избрал такую странную форму "исполняя обещанное"?
Кузен ухмыльнулся.
— Это концовка клятвы, которой Лисистрата и остальные женщины клянутся в комедии Аристофана — клятвы не давать своим мужьям возлечь с ними, пока они не закончат Пелопонесскую войну. Она подходит к нашему случаю, правда?
Соклей, смеясь, склонил голову.
— Вряд ли что-то ещё может подойти лучше, мой дорогой. Допьём вино?
Вино они допили и вернули чашу тощему эллину, продавшему им вино.
К тому времени как они прошли через рыночную площадь, Соклей вдоволь напрактиковался, говоря: "Нет, спасибо, не сегодня" и подобные фразы на арамейском.
Финикийцы и эллины непременно хотели что-нибудь продать родосцам. Соклей мог запросто потратить все имеющиеся оболы. Мог ли он потом с прибылью продать купленное — другой вопрос, хотя он потратил кучу времени, убеждая в этом торговцев Саламина.
Так же он обнаружил, что продать оливковое масло зятя может оказаться ещё сложнее, чем он опасался. Когда бы он не заговаривал о масле с торговцем эллином или финикийцем, тот закатывал глаза и произносил что-то вроде "у нас его и дома полно".
Утомившись, Соклей протестовал:
— Но это лучшее масло, самого первого урожая, самого первого отжима. Боги не сделают масла лучше.
— Пусть будет, как ты скажешь, мой господин, — говорил ему финикиец, — пусть всё будет как ты говоришь. Разумеется, я заплачу немного сверх за качественное масло, но немного, потому что разница между отличным маслом и обычным намного меньше разницы между отличным вином и обычным вином. В этом всё дело. Ты мало найдешь тех, кто почувствует разницу. Крайне мало. Моё сердце разрывается от печали, сообщая тебе это, мой господин, но дела обстоят именно так.
Соклей возмущался бы намного сильнее, если бы не слышал подобное раньше от торговцев всего южного побережья Анатолии. Соклей продолжал попытки, размышляя, была ли идея подтолкнуть отца разрешить Дамонаксу жениться на Эринне такой уж хорошей.
— Что ты намерен сделать с этим маслом? — мрачно спросил Менедем после того, как ему перевели ответ.
— Сожжём в лампах, мне всё равно, — ответил Соклей, — вотрём в себя. Будь мой зять сейчас здесь, я бы поставил ему такую клизму с этим маслом, пока не лопнет.
— А я думал, только мне нравится Аристофан, — удивленно рассмеялся Менедем.
— Ничего не буду говорить об Аристофане, — ответил Соклей, — но вот, что я скажу: прямо сейчас мне мой зять не так уж нравится.
— Мы могли взять с собой кучу всего, что намного легче продать, — согласился Менедем. — Вероятно, мы бы на этом и заработали больше.
— Я знаю, знаю, — Соклей начал думать об этом ещё до того, как рабы Дамонакса загрузили масло на "Афродиту". — По крайней мере, у нас осталось место для прочего груза. Дамонакс хотел загрузить нас по планширь, если помнишь. Я уговорил отца этого не делать.
— Неплохо, согласен, — отозвался Менедем, — в противном случае мы бы вернулись из плавания не продав ничего. Это, во-первых. И вот что я тебе ещё скажу: так или иначе, мой отец умудрится обвинить меня во всех неудачах.