— Должен быть какой-то лучший способ плавания в открытом море, — сказал Соклей. — Солнца, звёзд, ветра и волн явно недостаточно. Корабли, отправившиеся в Александрию, могут оказаться почти в любой точке египетского побережья, в дельте Нила или в западной пустыне, и потом им придется пробираться обратно.
— Я не скажу, что ты ошибаешься, потому что ты прав, — ответил Менедем. — Но как это сделать? Что ещё у нас есть, кроме солнца, звёзд, ветра и волн?
— Не знаю. — Соклей боялся, что Менедем задаст этот вопрос, ибо не знал ответа. — Может, что-нибудь и есть. В конце концов, не думаю, что самые первые мореплаватели знали, как бросить на дно верёвку, чтобы к днищу смазанной салом гирьки прилипли песок или глина и помогли им понять, где они находятся.
— Вероятно, ты прав, — протянул Менедем. — Не помню, чтобы Гомер писал о таком в "Илиаде" или "Одиссее", а уж хитрый Одиссей точно бы использовал лот, если бы знал о его существовании.
— А Геродот их упоминает, значит, они известны более ста лет, — сказал Соклей. — Кто-то умный придумал их где-то между Троянской и Персидской войнами. Интересно кто. Интересно, когда. Хотел бы я знать. Имя этого человека достойно жить в веках. Интересно, был ли он эллином, финикийцем или проклятым богами ликийским пиратом. Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем.
Двоюродный брат странно посмотрел на него.
— Мне даже в голову не приходило, что это мог быть не эллин.
— Мы позаимствовали множество вещей, — возразил Соклей. — Финикийцы дали нам алфавит. Он старше нашего, и ты, должно быть, слышал, как Химилкон разглагольствует о том, как они им довольны. Лидийцы первыми начали чеканить монету — или так говорит Геродот — а до того всем приходилось взвешивать куски серебра или золота. И даже Дионис предположительно пришел к нам с далёкого востока, так что, возможно, и виноделию мы научились у варваров.
— Где бы мы ему ни научились, это хорошо. — сказал Менедем. — Я не хотел бы всю жизнь пить воду. Или ещё хуже, мы могли бы пить молоко, как скифы и фракийцы. — Он скорчил гримасу отвращения, высунув язык, как горгона, нарисованная на щите гоплита.
— Ужас, — Соклей тоже скривился. — Сыр сам по себе неплох, даже намного больше, чем просто неплох, молоко? Нет уж, спасибо, — тряхнул он головой.
— Мы узнали, что сирийцы не любят дары моря, помнишь? — сказал Менедем. — Вот что значит невежество.
— Конечно, — согласился Соклей. — И этот странный бог, которому поклоняются иудеи, не позволяет им есть свинину. — Он бросил на брата предупреждающий взгляд. — Собираешься снова завести речь о пифагорейцах, бобах и пускании ветров? Не надо.
— И вовсе я не собирался, — возразил Менедем, но Соклей не поверил ему ни на миг. Но затем брат продолжил: — Я хотел сказать, что между Лесбосом и побережьем Анатолии есть крошечный островок под названием Пордоселена.
— Что? Пердящая луна? — воскликнул Соклей. — Я тебе не верю.
— Да поразит меня Аполлон, если вру, — серьезно сказал Менедем. — Там и полис есть с таким именем. И перед полисом ещё один остров Пордоселена, ещё меньше, и на этом острове стоит храм Аполлона.
— Пордоселена, — повторил Соклей и недоуменно пожал плечами. — Мы и от земли толком не отошли, а уже становимся… странными. К тому времени, как увидим побережье Финикии, полагаю, совсем обезумеем, — он говорил так, будто с нетерпением ждал этого.
Глава пятая
— Корабль! — закричал стоявший на носу "Афродиты" Аристид. — По правому борту корабль!
Менедем вгляделся в указанном направлении.
— Я не вижу паруса, — сказал он, но тем не менее немного отвернул акатос к югу. За последние пару лет он привык полагаться на острые глаза Аристида.
— Паруса нет, шкипер, — ответил вперёдсмотрящий. — Корпус, видишь? Наверное, рыбацкая лодка.
— Ага, — Менедем искал совсем не то, и после объяснений Аристида сразу его заметил. — Подойдем поближе, спросим, где мы находимся.
Береговая линия Финикии показалась незадолго до этого — низкая тёмная клякса, поднимающаяся над синей равниной Внутреннего моря. Если бы Менедем увидел земли Эллады, то не долго бы размышлял, где находится. Но ни он, ни кто-либо другой из команды акатоса никогда прежде не заплывал так далеко к востоку, и силуэты далёких холмов на фоне неба не подсказывали, где находится их корабль, как случилось бы в землях, где он уже побывал.
— Он ставит парус, — крикнул Аристид, и Менедем кивнул в знак того, что видит распускающийся светлый прямоугольник. — Наверное, принял нас за пиратский корабль, как многие из этих лодочек, — добавил вперёдсмотрящий.
— Ну, все равно пойдем за ним, — сказал Менедем, — иначе что мы за пираты, если не можем нагнать эту пузатую шаланду. — он повысил голос: — Соклей!
Насколько он мог судить, брат вообще не заметил лодку — он следил за дельфинами, кувыркавшимися по левому борту. При звуке своего имени, Соклей вздрогнул и резко дёрнулся, удивлённый, что же случилось, пока его мысли где-то витали.
— Что такое? — испуганно спросил он.