— Да. Гомер очень приземлённый поэт. Даже его олимпийские боги приземленные, если ты понимаешь, о чем я.
— Это точно, они ведут себя как кучка злобных македонян, — сказал Соклей, и Менедем рассмеялся. Соклей продолжил уже серьезнее: — Они настолько приземленные, что некоторым людям, питающим любовь к мудрости, трудно в них верить.
Менедем скривился. Соклей не включал себя в число таких людей, но и не исключал. Кажется, он понял, почему Гомер ничего не говорил о философии. Поэт жил очень давно, когда эллины ещё не задавались серьезными вопросами о мире вокруг и не следовали логике, куда бы она ни заводила их. "Мы были невежественны, как варвары, — изумленно подумал он. — И некоторые до сих пор таковы и не хотят меняться".
— Кое-кто говорит, что любит мудрость, но на самом деле любит отравлять жизнь своим ближним, — сказал Менедем и со значением посмотрел на Соклея.
— А кое-кто думает, что, если прадеды верили во что-то, значит это истина, — парировал Соклей. — Если бы мы все так считали, никогда бы не начали использовать железо или даже бронзу, если на то пошло, и алфавит бы выкинули, как несъедобную рыбу.
Братья пристально смотрели друг на друга, и Менедем спросил:
— И что по-твоему случится, если ты заведёшь этот спор с финикийцем или иудеем?
— Ничего хорошего. Ничего приятного. Но они варвары, и не знают иного. А мы эллины. В чем смысл быть эллином, если не пользоваться умом, которым нас одарили боги, какими бы они ни были?
— Думаешь, у тебя на все есть ответ, да?
— Нет, вовсе нет, — тряхнул головой Соклей. — Но я думаю, что нам следует использовать свой ум, чтобы искать ответы, а не полагаться на мнение предков. Они могли ошибаться. По большей части они ошибались. Например, если бы я смог довезти тот череп грифона до Афин, он доказал бы, как они ошибались насчет этого зверя.
— Да, но так ли важны грифоны?
— Сами по себе они не важны. Но ученые мужи в Лицее и Академии посмотрели бы на него и изменили бы свои взгляды. Они не сказали бы: "Нет, мы не верим в то, что говорит нам этот череп, поскольку наши прадеды говорили иное". И это важно, разве не видишь? — Соклей говорил умоляюще, печально размышляя, понял ли его Менедем вообще.
Глава шестая
Похлопав Соклея по спине, Менедем сложил вместе ладони и переплёл пальцы так, чтобы кузен мог поставить ногу. С его помощью Соклей перемахнул на спину приобретённого мула. Он глянул вниз, ухмыльнулся и произнёс:
— Я не привык находиться так далеко от земли.
— Ну что ж, о наилучший, ты как-нибудь привыкай, — сказал Менедем. — Тебе порядочно времени придётся провести на этом муле.
— Это да, — с ухмылкой подтвердил Аристид. — Вернёшься в Сидон совсем кривоногим, — и потоптался, переваливаясь с ноги на ногу.
— Иди ты! — со смехом сказал Соклей.
— Нет, Аристид-то прав, или будет прав, — сказал Менедем. Он тоже смеялся. — Мне нравится. У тебя ноги станут в точности, как омега. — Он нарисовал эту букву на уличной пыли большим пальцем правой ноги, а потом тоже стал изображать кривоногого. — Домой вернёшься с меня ростом.
— Только в твоих мечтах, — возразил Соклей. Он не догадывался, насколько был прав — ведь Менедем всегда, особенно когда они вместе росли, мечтал догнать ростом своего долговязого братца. Соклей продолжал: — А если бы Прокруст попробовал растянуть тебя на своём ложе, чтобы ты стал как я, ты бы лопнул, как раздавленная дыня.
— Ха! — сказал Менедем. — Да Прокруст тебя обрубит до нужных размеров, если вдруг ляжешь спать на его кровати, и начнёт с твоего языка.
Соклей показал ему вышеупомянутую часть тела, и Менедем притворился, что выхватает с пояса нож. Соклей посмотрел на Аристида, Телефа и Москхиона. Бывший ныряльщик за губками держал в руке копье с него ростом, у остальных двоих на бёдрах имелись мечи.
— Отличные телохранители, — сказал Соклей. Сам он вооружился мечом, а в кожаном колчане лежал лук Менедема, запасные тетивы и двадцать стрел. Все четверо надели дешёвые бронзовые шлемы в форме колокола, защищавшие голову от удара дубинкой. Лицо оставалось без защиты, но такие шлемы были намного легче и не такие жаркие как те, что носили гоплиты.
— Полагаю, мы готовы, — сказал Соклей. Будто согласившись с ним, Аристид взял осла, нагруженного их товарами и деньгами, за повод, и тот протестующе заревел. К нему тут же присоединился мул, голос которого оказался ещё громче и ниже.
— Да хранит вас крылатый Гермес, — напутствовал их Менедем и положил руку на ногу брата. Соклей накрыл её своей, а затем тряхнул поводьями и сжал коленями бока мула. Животное снова заревело. На мгновение Менедему показалось, что больше ничего не произойдет, но все же мул тронулся с места, обиженно подергивая ушами. Аристиду пришлось дёрнуть осла за повод, чтобы заставить пойти следом. Четверо греков и пара животных вышли из гавани и исчезли в Сидоне. Вскоре они окажутся в диких землях иудеев.