Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

Условия, в которых существовала Церковь на Западе, в гораздо меньшей степени способствовали «мифологизации» христианского мышления. Здесь повседневная реальность не представлялась «образом царства Божия» и задачи Церкви виделись иначе, чем на Востоке. Варварские нашествия и удаленность императорской власти побуждали Церковь брать на себя решение практических вопросов и государственных задач, что способствовало формированию специфического церковного самосознания, в плоть и кровь которого входили юридические категории, характерные для светского общества. Церковь, которой приходилось принимать участие в решении политических и экономических вопросов, видела себя организацией хотя и мистической, таинственным образом связывающей Бога и человека, но построенной по образцу мирских сообществ, в которых господствуют правовые отношения. В результате основанием Церкви стала считаться власть епископов, во главе с папой, получивших ее от Христа и апостолов по праву преемственного наследования. Единство Церкви обеспечивалось прежде всего благодаря подчинению законной власти, а не благодаря связующей роли Духа, сообщаемого в таинствах. Динамика исторической ситуации на Западе способствовала тому, что вся жизнь Церкви казалась устремленной из прошлого в будущее, представлялось, что невозможно достичь даже частичного «обожения» здесь, что это есть дело далекого будущего, человек может становиться все ближе к Богу, но соединиться с ним при этой жизни не может. Как замечает С.С. Аверинцев, V век дал всему средневековью две книги, каждая из которых выразила в предельно обобщенном виде идеологические основания огромной эпохи. Одна из них написана по-латыни, другая – по-гречески, и различие между ними символизирует различие между латинским миром и ранневизантийской культурой. Труд Августина «О граде Божием» историю человечества представляет как противоборство двух человеческих сообществ («градов»): мирской государственности и духовной общности в Боге. Граждане «града Божия» хранят верность небесному отечеству и остаются «странниками» в земном. Напряжение между двумя полюсами истории мыслится «не снятым» и после Константина. Тема этого трактата – мир как история, причем история («священная история») понята как острый спор противоположностей и как путь, ведущий от одной ступени к другой. Тема корпуса «Ареопагитик» (сочинений Дионисия Ареопагита) – мир как «космос», как структура, как законосообразное соподчинение чувственного и сверхчувственного, как иерархия, неизменно пребывающая во вневременной вечности. И Августин, и псевдо-Дионисий «идут от идеи Церкви». Но для Августина Церковь – это «странствующий по земле», бездомный и страннический «град», находящийся в драматическом противоречии с «земным градом» и в драматическом нетождестве себе самому (потому что многие его враги внешне принадлежат к нему). Для псевдо-Дионисия Церковь – это иерархия ангелов и непосредственно продолжающая ее иерархия людей, это «отражение чистого света в чистых зеркалах, это стройный распорядок “таинств”; о драматизме, о проблемах не приходится и говорить»⁶. Выраженное Августином динамическое западное историческое мироощущение изначально порождало экклезиологию «линейного» характера: Церковь – это организация, в которой происходит не объединение с Богом здесь и теперь, а движение «от Бога и к Богу», процесс который начинается в прошлом и оканчивается в будущем. Епископ это не «образ Христа», а наместник, тот, кого Христос поставил на свое место. Выступая «от его имени и по поручению» (например при совершении таинств) он помогает верующим достичь спасения, то есть достигнуть подлинного единства с Богом в будущем. Соответственно и в восприятии символа имело место не тождество образа и первообраза, знака и означаемого, а некоторое линейное соотношение между ними. Даже в том варианте, который существовал в начале средневековья, то есть до превращения символа исключительно в средство познания, можно говорить о линейности, так как в соответствии с неоплатонической трактовкой, символ не соединяет две стороны действительности, а лишь позволяет посредством чувственного максимально приблизиться, прикоснуться к сверхчувственному.

* * *

Основные выводы исследования можно кратко выразить в следующих положениях. В различении «священных изображений» и «изображений священного» фиксируется разное содержание и назначение образов в восточной и западной христианских традициях. Культовые изображения православия имеют статус священных предметов и служат средствами «обожения»; образы, используемые в католическом культе и в протестантских церквях, как правило, изображают священное, но не являют его и служат средствами эмоционально-психологического и интеллектуального воздействия.