Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

В XII–XIII вв. внедрение рационализирующих тенденций в церковное сознание, которое стало появляться с XI века, становилось все более заметным и привело в середине XIV века к открытому столкновению двух точек зрения на природу символа. Рационалистической, «западной» по своему духу доктрины, отвергающей идею «обожения», отрицающей онтологическое значение символа и склоняющейся к его гносеологическому пониманию – позиции, представленной Варлаамом и Акиндином; и мистической, укорененной в византийском патристическом богословии, признающей возможность реального преображения человека посредством литургических символов – позицией св. Паламы и его единомышленников.

По мнению Варлаама и его последователей – Акиндина и Никифора Григоры, познание Бога, который одновременно и непознаваем и непроницаем, может быть лишь косвенным и возможно только через познание чувственных предметов. Между божественным и человеческим нет иного моста, кроме символа, понимаемого в чисто западном ключе. Варлаам и его последователи были «учениками» псевдо-Дионисия и, опираясь на его авторитет, отстаивали мысль о том, что соединение с Богом в нынешнем веке возможно только в умственным или духовном отношении. В богослужении Церкви в целом, как и во всех его символических элементах, они видели не более чем средство восхождения и приближения к «нематериальным первообразам».

Григорий Палама не отрицал «естественного» познания, но, утверждая его недостаточность, невозможность непосредственно познать природными средствами то, что выше природы, настаивал на том, что церковный символ служит не только и не столько для интеллектуального познания Бога, а в первую очередь для реального приобщения к нему, понимаемого не только как духовное, но и как телесное преображение. Хотя исихасты и не рассуждали специально о культовых изображениях, но очевидно, что утверждаемая православием традиция иконописания и иконопочитания полностью соответствовала представлениям о возможности преображения человека через воздействие на него божественных энергий. Учение Паламы о сущностном общении с божественными энергиями по сути дела представляло собой дальнейшее раскрытие проблем, которые наметились в учении об иконопочитании.

В это время Церковь торжествовала в своей последней победе над гуманизмом и церковное искусство утверждало эту победу. В позднепалеологовское время иконы, увеличившись в размерах, иногда достигали больших масштабов. Крупные образы с большими цельными силуэтами легко читались в церковном интерьере. Эти образы казались исполненными победы и праздничными, в них присутствовало ощущение нового «Торжества Православной Церкви». Именно икона наравне с богословским трактатом и проповедью, призвана была выразить сущность учения о божественных энергиях, с которыми может соприкасаться человек. Художники искали способы изображения божественного света, одухотворяющего материю. Свет либо сильными вспышками ложился на материю (таковы белые блики на лике, шее, руках Христа) и становился доступным зрению, видимым; либо входил в материю и заставлял ее светиться изнутри⁹⁵. Замысел такого искусства – созерцание плоти, сохраненной в своем природном составе, но преображенной божественным светом. Традиционное назначение образа здесь сохранялось, но в то же время он становился проводником определенной идеи, которая должна была постигаться рационально (рис. 42).