Читаем Священные изображения и изображения священного в христианской традиции полностью

Как отмечает Н. Афанасьев, с именем которого связано начало процесса переосмысления как православной, так и католической экклезилогии в XX веке, учение Киприана о вселенской церкви было таково, что принимая его, невозможно было не прийти к идее первенства, поскольку она являлась вполне логическим ее завершением. Графически его учение можно было бы представить в виде усеченного конуса. Нижнее основание представляет согласное соединение отдельных церковных общин – вселенскую церковь, верхнее – согласную множественность епископата. Усеченный конус не имеет своей завершающей точки, своей вершины, как не имеет такой завершающей точки и учение Киприана. Не могло не существовать вполне естественного желания закончить и завершить это учение, что и сделал Рим. Усеченный конус получил свое завершение – этой завершающей точкой оказался римский первосвященник. Можно сказать, что при том понимании единства Церкви, которое было выражено в учении Киприана, и которое принял католицизм, наличие верховной власти являлось неизбежным и необходимым. Как пишет Афанасьев, «надо понять и почувствовать, как это почувствовали и полюбили католики, что нельзя ограничить эту власть, нельзя войти с ней в некоторый компромисс. Надо брать ее так, как она есть, или надо вообще отказаться от нее, или заменить ее властью другого вселенского епископа, или прийти к иному пониманию единства церкви и ее вселенской природы»5.

Надо отметить, что западные церковные деятели, занимавшиеся экклезиологическим вопросом, наряду с иерархическим истолкованием Церкви, так же неизменно воспроизводили формулу «мистического тела» (даже во времена позднего средневековья и нового времени, когда мистическое измерение практически исчезло из католического церковного сознания и Церковь воспринималась в качестве учреждения, способствующего спасению)6. Но представляется, что уже в раннем средневековье эти слова фактически носили характер метафоры и представления о Церкви как «мистическом теле Христа» существенно отличались от восточных. Это ощущается уже у Киприана, чью экклезиологию взял на вооружение католицизм. С его точки зрения, члены церковного тела не являются в буквальном смысле членами богочеловеческого организма. Точнее это не такой организм, в котором произошло взаимопроникновение, «срастворение» человека и Бога, а «организм» (или скорее организация), в которой «тело» составляют верующие, а «главой» (руководителем) является Христос. Он руководит «телом» (посредством епископата), совершенствует его, но не трансформирует кардинально здесь и теперь. Епископ предстает не как образ Христа, действия которого приводят к реальному созиданию Тела, а как посредник между Богом и людьми, способствующий спасению. Таким образом, даже при признании ее мистическим телом, Церковь изначально представала на Западе некой «спасительно-воспитательной организацией», руководство и единство которой, правда, осуществлялось «мистическим способом» – сам Христос незримо и таинственно направлял и объединял Церковь при посредстве епископата.

В последующем Августин, остававшийся главным церковным авторитетом на Западе вплоть до XII века, продолжил в отношении учения о Церкви развитие традиции, начатой Киприаном, хотя его взгляды в определенной степени оставались открытыми для истолкования в различных направлениях. Поэтому как сторонники иерархического устройства Церкви, так и оппозиционные по отношению к папству средневековые течения могли ссылаться на идеи Августина7. Свои представления о Церкви он развивал в трех направлениях. Во-первых, Церковь, согласно Августину, есть организация, основанная Христом для спасения людей, в которой им поставлены епископы, как лица «замещающие» Христа и установлены таинства, как средства спасения. Во-вторых, Церковь – это невидимое сообщество любви, общение святых, невеста Христова. В-третьих, Церковь – это собрание предопределенных к спасению. Первое понимание Августин отстаивал в ходе полемики с донатистами, считавшими Церковью лишь сообщество святых, ограниченное их общиной. Он возражал им, что Церковь является кафолической (или вселенской). Она основана на слове Христа, и в ней преподаются таинства. От этого сообщества нельзя отделить нечестивцев и лицемеров. Те люди, которые внешним образом принадлежат к Церкви, должны причисляться к ней, если даже у некоторых из них нет

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее