Читаем Священные изображения и изображения священного в христианской традиции полностью

Храм романского стиля был укоренен в неоплатонических представлениях о первообразе и о его отражении: видимое – это носитель невидимой реальности. Храм, как и Церковь, открывал присутствие невидимого и эсхатологически грядущего11. Романская архитектура (XI-нач. XI вв.), символизировавшая мироздание, в сочетании с внутренним убранством создавала реконструкцию «замысла» мира как единого гармонического целого, свободного от хаоса разделения. Результатом создания средствами синтеза искусств такого «мирообъемлющего храма» являлось стирание границ между созданным и реальным. Изображенный мир представал здесь как новая подлинная реальность, противостоящая реальности эмпирической. Это противостояние было особо ощутимо в храмовом синтезе именно романского времени, отражавшем эсхатологические настроения эпохи. В романских зданиях массивные объемы олицетворяли Церковь как твердыню, противостоящую силам зла. Богатство внутреннего оформления контрастировало с внешним обликом – аскетическим и строгим (рис. 52 и 53).

Надо отметить, что романский храм так же как, и византийский, был моделью мироздания и репродуцировал его структуру, но с иной целью. Если на Востоке вся храмовая символика служила реальному преобразованию пространства и человека, в нем находящегося, то на Западе – воссоздавала реальность мира, соединившегося с Богом для того, чтобы показать человеку, каким должен быть космос и каким для этого должен стать человек.

Так же, как и в византийской монументальной живописи, в романских росписях искусство носило суггестивный характер, приближая зрителя к событиям, запечатленным на стенах и сводах и актуализируемых в литургии, делая его участником являемого. Но при этом и стенопись, и скульптурный декор капителей и порталов имели явную дидактическую, назидательную направленность. Так тема «борьбы добра и зла» была одной из главных в декоре романского храма (в отличие от византийского). Беспокойной и устрашающей фантазией романского времени создавались изображения с чертами сильного гротеска и экспрессивности12. Для достижения наибольшего эффекта художники использовали «весьма изощренные и разнообразные приемы»13 – причудливую деформацию фигур, неестественные положения тел и т. д. Натуралистические изображения страданий грешников, а также противопоставление возвышенных образов святых и уродливых фантастических фигурок в скульптуре храмов являлись выражением остро переживаемого вопроса о свободном выборе человеческой волей добра и зла и моральным назиданием – делать добро (рис. 54–56). По словам О. Демуса, изображения в романских храмах – это «не только украшение и наставление, но и еще и модель духовного поведения»14. Живопись, скульптура, мозаика, витражи окон, игра света и тени в единстве с архитектурой, погружавшие человека в реальность грядущего восстановленного мира, были выразительными средствами, наделенными большой силой экспрессии, способными к глубокому воздействию на человеческую психику, результатом которого должна была быть трансформация личности, ее совершенствование и уподобление Христу. Показательно в этом смысле что, начиная с романской эпохи, необходимым элементом храма становится распятие. Причем, как отмечает М. Роуз, в соответствии с католической традицией, следует, чтобы оно несло изображение Христа, страдающего на кресте, что должно способствовать соединению верующих с его крестными страстями. Согласно энциклике о литургии «Mediator Dei» папы Пия XII – «Сходит с пути прямого тот, кто заказал бы распятие такого вида, чтобы божественное тело Искупителя не несло никаких знаков Его жестоких страданий»15.

Западная Церковь романской эпохи, ее культ и храм, как среда его осуществления, служат не для вхождения в человека божественной природы, а для восхождения человека к Богу. Недаром понятие пути, странствия становится одним из основных в католическом учении. Человек в этой жизни уподобляется страннику, ищущему царство небесное. Шествие или странствие понимается как восхождение народа божьего, Церкви на «небо»16. Т. Буркхарт отмечает, что латинская литургия стремится дифференцировать архитектурное пространство в соответствии с крестом, образованным осями, и таким образом сообщить пространству «нечто от природы движения» (в отличие от более или менее концентрической формы византийских храмов, соответствующей «созерцательному характеру» Восточной Церкви)17. В романской архитектуре неф постепенно удлиняется – это «путь паломничества к алтарю, к Святой земле, к раю»; трансепт тоже развивается все более и более пространственно. Позднее готическая архитектура, максимально удлинив вертикальные оси, соединит вертикальное и горизонтальное развитие в единой устремленности к небесам…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее