Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

Хотя реальность присутствия была официально признана, но показательно само наличие такого спора. В его контексте понятие «реальный» содержит в себе возможность присутствия иного рода, то есть не реальное. Тема «реального присутствия» родилась из богословского сомнения в реальности символа, то есть в его способности содержать в себе и передавать реальность, делать человека и мир причастными ей. Такое сомнение было результатом идентификации символа со средствами познания, редукции непосредственного знания реальности к рациональному и логическому знанию о ней. И поскольку традиция была единодушна в утверждении таинства как реального, неизбежно возникал вопрос: как символ может быть средством выражения и способом существования таинства? Проблема была решена сначала просто пополнением одной терминологии, символической, за счет другой – реалистической. Таинство одновременно и символ, и реальность²³. Но вскоре из-за усиливающегося обесценивания символа вследствие его распада эти два понятия стали рассматриваться не только как разные, но как прямо противоположные. В случае с Бернгарием Турским характерно то, что он сам и те, кто его обвинял, понимали соотношение символа и реальности абсолютно одинаково. Если для него тело и кровь Христовы на евхаристии не реальные, потому что они символические, для Латеранского собора (1059) они реальны именно потому, что они не символические²⁴. Бернгарий воспринял утверждения отцов Церкви о символическом характере таинств, как указание на отсутствие в них реальности. Большинство западных теологов были уверены в реальности евхаристии и поэтому говорили о том, что она не есть символическое действие. Такое различие неизбежно привело к противопоставлению, которое стало основой всего дальнейшего развития богословия таинств на Западе. Именно в результате «распада» символа возникло мнение, что символы евхаристии это нечто особенное, поскольку в процессе таинства они реально преобразуются в кровь и плоть Христа, а все остальные элементы литургии хотя и отражают иную реальность и могут служить средствами познания, но через них невозможно причастие к божеству. Латинское богословие стремилось отделить таинство от его литургического контекста, найти и выразить в понятиях максимально точно его суть, то есть то, что отличает его от нетаинства. Предполагалось, что таинство имеет свой символ, онтологически отличный от всех других символов Церкви²⁵. Направленное против еретиков подчеркивание реального, под видами хлеба и вина, присутствия Христа привело к тому, что «многие верующие перестали замечать другие измерения Его присутствия»²⁶. Подчеркивание «реального присутствия» в его традиционной интерпретации породило мнение, что прочие аспекты присутствия Христа менее реальны, чем его присутствие в хлебе и вине.