Святилище кровавой луны

Оленина хмыкает, бросая спальный мешок на землю, чтобы приготовиться к ночному сну. Даже вид мешка выводит меня из себя сверх всякого разумного понимания. Он отказался разделить с ней свои одеяла, несмотря на холод. Она дрожит во сне, потому что у нее нет ничего, кроме тонкого плаща. Он не оставил мне другого выбора, кроме как накрывать ее своим плащом в качестве дополнительного слоя тепла каждую ночь, как только она засыпает. Но, по мере того как мы приближаемся к Королевству Лодаксо, этого становится недостаточно.

Прошлой ночью она чуть не проснулась и не обнаружила, что свернулась калачиком рядом со мной, потому что тепло моего собственного тела, похоже, единственное, от чего ее зубы перестают стучать. Я растворился, превратившись в дым, прежде чем она проснулась. Я уверен, что маленькая эльфийка подняла бы шум, и я бы просто не вынес, если бы мне пришлось доказывать, что я не желаю ей смерти. Хотя я никогда не слышал, чтобы эльф умирал от холода.

Пернатый со вздохом плюхается на одеяла, что поднимает во мне еще одну волну негодования, и я сосредотачиваюсь на нити, которая связывает нас и ведет меня к ней. Но пока я иду, я понимаю, что слышу клацанье зубов Дэкс еще до того, как вижу ее.

Расстегивая плащ, я ускоряю шаг, пока мне не удается поравняться с ней. Я набрасываю плащ ей на плечи, и малейшее напряжение, кажется, исчезает с ее лица, от ее облегчения у меня в груди что-то трепещет.

– Спасибо, – бормочет она, продолжая свой путь.

Я внимательно наблюдаю за ней, изучая каждый дюйм ее кожи. Она умирала, и я не чувствовал ее боли. Я не чувствовал, как из нее уходит жизнь. Все, что я чувствовал, была ее глубокая ярость, отягощенная изможденностью.

– Вон там есть ручей, – начинаю я. – Попей, переведи дух, и продолжим путь. – Она смотрит на меня с той же досадой, с которой смотрела на Венсена, и что-то во мне щелкает. Я не хочу, чтобы она считала, что не может довериться мне или говорить со мной о вещах, которые ее беспокоят. Она чуть не умерла из-за этого. Будь я проклят, если позволю этому случиться снова. – Твоя сила реагирует на твой страх. Может, твоему ожерелью и удается ее блокировать, но могу предположить, что эльфу удастся ее обнаружить. Так что отдохни, и, когда ты будешь готова, мы сможем продолжить в комфортном для тебя темпе.

Она кутается в мой плащ, но медлит, обдумывая мои слова, прежде чем направиться в сторону ручья. Я осознаю, что ошибся, вода, должно быть, очень холодная. У нее и так зуб на зуб не попадает, а от воды будет только хуже.

Я никогда не делал ничего столь безрассудного и непродуманного. Какой же я жалкий. Время, проведенное в книге, ослабило меня, превратило в какого-то совсем незнакомого мне мужчину. Раньше я ничего не боялся. У меня не было слабостей. А теперь? Меня волнует температура воды и то, насколько тепло смертной, когда она спит.

На самом деле я ведь совсем не такой.

Я отвожу взгляд, когда она опускается на колени перед ручьем. Я слышу, как она шипит, когда опускает руку в воду, но это помогает уменьшить страх, который терзает ее. Она садится, и я следую ее примеру, садясь поближе, чтобы ей было хоть немного теплее.

– Почему ты боишься Лунных эльфов? – спрашиваю я, как только беспокойство внутри нее начинает утихать. Я пристально изучаю линии ее лица, пока они прыгают и извиваются от ее мыслей. Я отвожу взгляд, уже понимая, что это не тот вопрос, на который я получу ответ.

– Мой отец, он, эм… – клокочущий в ней страх пробивается в ее голос, и она отказывается смотреть на меня, вместо этого роясь в земле в поисках ответа. Затем она прочищает горло и выпрямляет спину, прежде чем безразлично выпалить:

– Когда я родилась, мой отец устроил мой брак с очень могущественным, жестоким человеком. Но я сбежала за неделю до своего шестнадцатилетия. Теперь я опозорила своего отца, разозлила своего нареченного, и все, чего я добилась, – это смерти брата и сестры.

Напряжение покидает ее грудь и перемещается в мою. Сила потрескивает под моими пальцами, когда меня ослепляет ярость. Глухие крики теней эхом разносятся по лесу, и я ничего так не хочу, как найти этих людей и показать им, что именно скрывается в тенях. Рычание угрожает вырваться из моей груди при мысли о том, что кто-то поднимет на нее руку.

Пока я жив, я клянусь делать все, что в моих силах, чтобы освободить ее от их власти. И ее отца, и ее жениха. Если они причинят ей вред, я заставлю их молиться своим мертвым богам о пощаде после смерти, и я позабочусь о том, чтобы загробная жизнь привела их прямиком ко мне.

Кто? Хочу спросить я, но знаю, что не смогу удержаться от охоты на них, когда буду свободен. Чертова миссия.

– Понятно. – Я не позволяю голосу выдать свой гнев.

Между нами повисает тяжелое молчание, пока она безучастно смотрит вдаль. Если бы я не наблюдал за ней, я бы пропустил ее слова:

– Пусть женщины возведут троны из отсеченных голов мужчин.