Святилище кровавой луны

Если в день, когда мы осуществим кражу, будет точно такая же погода, я не уверена, что нам удастся уйти незамеченными, особенно если столкнемся с существами, специально выведенными для жизни в этом климате. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать эту мысль. Мне нужно сосредоточиться на вещах, которые я могу контролировать, одна из которых – это то, как я попаду во дворец – притворюсь служанкой. В качестве стражника я располагала бы большей свободой, и меньше людей обратят внимание на мои передвижения, но одна вещь, которую я усвоила, заключается в том, что между стражниками существует некое товарищество, а это означает, что они узнают любого нового или лишнего человека.

Мы обходим дворец снаружи, переходя от гостиницы к гостинице, пытаясь открыть дверь, пока, наконец, одна из них не распахивается настежь. Обычно я бы не стала останавливаться рядом с местом, которое собираюсь ограбить, но невидимость Гидеона – это преимущество, которым грех не воспользоваться.

Мои выбившиеся локоны покрываются льдом, превращаясь в сосульки, которые неустанно атакуют мое лицо. Я шиплю, когда им это удается.

Я вваливаюсь внутрь, так как уже успела отвыкнуть ходить, не подтягивая колени к груди. Снег, заваливший дверь, попадает внутрь темной и затхлой комнаты, не давая тяжелой деревянной двери захлопнуться.

– Черт возьми, – стону я и шиплю, пытаясь ногами вытолкнуть снег, но все, что он делает, – это падает обратно.

Снежинки со свистом проносятся мимо, направляясь к пустой стойке, пролистывая страницы журналов учета. Я отбрасываю свои вещи в сторону и снижаюсь в попытке опуститься на колени, но мои бедра протестующе горят, отказываясь подчиняться моей команде. Я выпрямляюсь, затем сгибаюсь, и ломота в пояснице превращается в неприятную боль. Зачерпнув руками снег, я пытаюсь выбросить его наружу так быстро, как позволяют мне мышцы, но снег скапливается внутри быстрее, чем я успеваю его вышвырнуть. Поняв тщетность своих попыток, я прижимаюсь спиной к сухой стороне двери и позволяю своей силе просочиться в мышцы, чтобы заставить дверь наконец закрыться.

Запыхавшись, я отрываюсь от двери и смотрю вниз, рассматривая оставшиеся комья снега и растаявший лед, покрывающий пол. Что-то мягкое ударяет меня в грудь, и я прижимаю руки к месту прикосновения. Это оказывается полотенце, которое бросила в меня сгорбленная женщина, закутанная в меха.

– Ты развела тут жуткий беспорядок, так приберись, – рявкает она, скрещивая руки на груди.

«Лодаксо и их гостеприимство», – мысленно усмехается Гидеон.

У меня нет сил, чтобы ей перечить, и я бросаю полотенце на пол. Я начинаю скользить по комнате, в то время как женщина нетерпеливо постукивает ногой по деревянному полу.

Двумя пальцами я поднимаю с пола насквозь промокшее полотенце, скривившись от вида черных и коричневых пятен, покрывающих ткань. Я пытаюсь не обращать на это внимание, потому что не хочу думать об уровне чистоты в спальнях.

Она кивает на корзину в углу, намекая мне выбросить полотенце, прежде чем показать мне, где мы остановились. Когда я вхожу в комнату, я прикусываю язык. Иногда это проклятие – всегда быть правой. На подоконнике и на полке пустого камина скопилась пыль. Обстановка не слишком отличается от Ботинка «Пивовара» в Зарлоре, и, по крайней мере, здесь не пахнет мочой и элем. Стоит признать, я бы скорее предпочла палатку сомнительному коричневому пятну на подушке.

Бросив свои сумки в углу, я снимаю с себя одежду, прежде чем направиться в столь же сомнительную ванную комнату. Гидеон ушел по своим делам, чем бы он там ни занимался, оставив меня размораживаться в уединении.

К тому времени как я заканчиваю принимать ванну и возвращаюсь в комнату, я обнаруживаю, что он смотрит в окно, выходящее на дворец. Проглотив комок в горле, я сажусь рядом с ним. Прижавшись к окну, я прищуриваюсь, словно это может каким-то образом рассеять метель и явить моему взору дворец.

– Гидеон, – шепчу я и начинаю ощущать вкус куркумы – вкус, который стал мне родным за последние несколько дней. Мне кажется, куркума – это чувство вины, но я не могу быть уверена. – А что, если мы не сможем его найти?

– Мы найдем его, – и этим все сказано. Но я чувствую его сомнения.

– Что, если мы не успеем вернуться вовремя? – Я обхватываю себя руками.

– Я верю в тебя. Я знаю, ты найдешь способ. – На этот раз его голос звучит так уверенно, что я почти верю ему.

Я киваю, сглатывая комок в горле, прежде чем предоставить его самому себе. Я зарываюсь в простыни как раз в тот момент, когда мои зубы начинают стучать. Я плотнее закутываюсь в одеяла, холод от хлопчатобумажных простыней просачивается сквозь одежду, вызывая дрожь у меня по спине. Я твержу себе, что это от холода, а не от того, что я планирую сделать через четыре дня и что это может привести к войне, а если не к войне, то к моей смерти. И, честно говоря, Гидеон ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это.

Хуже всего то, что я знаю, что Ристел верит, что перо у него, но что, если кто-то другой заменит его подделкой?