Святителю Тихону обязана своим возрождением и женская Знаменская обитель в Ельце. После того как в 1769 году в Ельце случился большой пожар и Знаменский монастырь погорел, все монахини были переведены в Воронеж. На прежнем месте остались лишь одна больная старица и послушница — духовное чадо святителя Тихона. Он и благословил послушнице вернуться на пепелище и помогать больной старице, сказав, что по молитве усопших стариц обитель опять возобновится. Поначалу они одни ютились в каменном погребе, но затем святитель сделал пожертвование, и к ним присоединилось несколько сестер. Впоследствии, по благословению святителя, один из жителей Ельца также сделал пожертвование на возрождение обители. На эти средства сестры смогли устроить небольшую деревянную церковь в честь Знамения Богоматери. Вскоре при храме образовалась община, которая со временем была преобразована в женский монастырь.
Кроме того, святитель Тихон устроил на свои средства богадельню для бедных в городе Ливны. Строительство здания было поручено священнику Ливенского Троицкого собора о. Стефану, которому было также вменено в обязанность регулярно сообщать о ходе дел. О. Стефан, написал, что весь материал заготовлен, но из-за осенней непогоды невозможно доставить его на место. Он просил у святителя благословение отложить строительство до зимы. Но святитель, заботясь о бездомных, писал: «Любезный о Христе брат Стефан. За старание тебе Бог воздаст. Я советую, не можно ли ныне построить, чтобы было где бедным покоиться на пристойном месте… Постарайся, брате, ради Христа. Господь да поможет тебе». [7]
Несколько раз при жизни святителя Тихона в Воронежской губернии случались различные бедствия, и в этих случаях он не оставался в стороне, а старался помочь пострадавшим. Когда в районах около Задонска был неурожай и цены на хлеб возросли, сотни людей приходили в монастырь к келье святителя и просили о помощи. Он всегда помогал просящим, занимая деньги, когда кончались его собственные средства.
В 1768 году в Ливнах произошел большой пожар, и множество людей остались без крова. Узнав об этом, святитель отправил схимонаху Митрофану все имеющиеся у него деньги с письмом, в котором писал: «Поезжай в Ливны город и раздай погорелым, самым бедным; или поручи это дело доброму и верному человеку, чтобы раздал, ничего не утаив… И никому о том не сказывай, от кого посланы». [7]
А в 1769 году не менее страшный пожар произошел в Ельце. После этого пожара святитель Тихон, невзирая на свой иноческий затвор и на свои недуги, сам отправился в Воронеж и Острогожск, чтобы попросить денег у своих духовных детей и почитателей на строительство новых домов для погорельцев.
Не отказывая ближним в материальной помощи, святитель подавал им и духовную помощь. Еще во время его пребывания на кафедре у него появилось множество духовных чад; с его уходом на покой круг тех, кто прибегал к духовной помощи святителя Тихона, только расширился. Среди духовных чад святителя были люди разных сословий: дворяне, купцы, чиновники, священно- и церковнослужители, горожане и крестьяне — главным для святителя было их стремление жить в соответствии с христианскими заповедями.
Уже будучи на покое, святитель, случалось, оставлял монастырь, дабы пообщаться со своими духовными чадами. Особенно часто посещал он Елец, где жило множество его духовных чад. Будучи в Ельце, он останавливался в семье Ростовцевых или у Кузьмы Игнатьевича Студеникина. Другие же духовные чада и елецкие жители в это время приходили к святителю, дабы посоветоваться и побеседовать с ним.
Реже святитель навещал Воронежские приделы, где у него также были духовные чада. Возможно, это было вызвано сложными отношениями с преемником по архиерейской кафедре. Однако в 1775 году Воронежскую кафедру занял новый архиерей Тихон (Малинин), с которым у святителя сложились дружеские отношения, так что особых препятствий в посещении Воронежа не было.
Несмотря на то, что выходы святителя Тихона в мир были продиктованы исключительно благими намерениями, они подчас становились искушением для людей с мирским образом мыслей. У некоторых раздражение вызывала проповедь святителя; они считали его поведение ханжеством, неуместной попыткой монаха вмешиваться в мирские дела.