Святой флотоводец России. Жизнь и деяния святого праведного воина Федора Ушакова, адмирала непобедимого

Видя, что я отвечал ему одним молчанием, он оставил разговор этот и начал говорить о французской экспедиции в Египет с такой основательностью и разумом, что я был приведен в удивление; он предсказывал уже тогда все, что последовало позже, потом перешел он к своим подвигам и завоеваниям; он описывал с большим восторгом, каким образом совершил покорение Эпирской столицы, и воспевал победу, одержанную им над прежним владетелем ее Пашею Колосом; рассказывал мне также, как он, с горстью албанцев-парамифиотов, вторгся в город Янину, где считалось 75 000 жителей. Дело дошло потом и до древне-греческой истории, которую ему читают в досужее время ученые греки. Он отзывался о Фемистокле и Эпаминонде, как о величайших полководцах, но более всех выхвалял Филиппа, называя его пронырливейшим из всех древних великих мужей. Кажется, что Али-Паша, при порабощении Эпира и Фессалии, следовал той же политике, которую Македонский царь употребил для покорения греческих республик, т. е.: поджигал раздоры между собственными Пашами и Аянами (воеводами), помогал под рукою слабым, вступался вовремя за свои или посторонние права, принимал на себя попеременно лицо примирителя и оскорбленного; наконец сильных, слабых, побежденных и победителей, всех поработил под свою власть, зная, что Порта, по малодушию своему, объявляет себя всегда на стороне сильнейшего.

[3]

Возвратившись на свою яхту, Али-Паша призвал меня к себе и вручил мне письмо и два большие узла: в одном из них были серебряный рукомойник, таз с решеткой, поднос, кофейник и двенадцать турецких чашек (зарфо), а в другом несколько шелковых исподниц, кушаков и других азиатских материй. «Я посылаю вещи сии к российскому адмиралу, – сказал визирь, – в знак моей благодарности за его ко мне внимание и искреннейшего моего желания быть с ним в тесной дружбе, на счет же войск пришлю Мухтара-Пашу к адмиралу для получения от него нужных по сему предмету предписаний; сын мой выполнит оные во всей точности. Я надеюсь заслужить любовь русских и покровительство великого Вашего Государя…» Мне подарил Али-Паша пару пистолет в золотой оправе и предлинный из алой вигони кафтан (биниш), который я однако не надел, отзываясь, что по формам, у нас предписанным, мы не можем сверх мундира ничего надевать, кроме мундирного сюртука или шинели. Гребцам моим подарено было сто пиастров.

Успех второй моей посылки к Али-Паше вознаградил отчасти неудачу и неприятность первой. Я возвратился поспешно на эскадру и донес адмиралу о всех подробностях поездки моей и вверенного мне препоручения. Адмирал был очень доволен, смеялся привезенным подаркам, но не очень охотно полагался на слово человека, которому столь же мало стоило давать обещания, как нарушать их. Товарищи, не видя моего возвращения, начинали бояться, что я был Али-Пашой задержан, а может быть и причислен к прочим жертвам лютости его.

30-го января авиз «Панагия» послан был в Бутринто в распоряжение Мухтара-Паши. Ушаков учтивостью этой имел более ввиду напомнить отцу его данное им слово. Али-Паша был крайне доволен вниманием адмирала Ушакова. Около полудня того же числа Мухтар со свитой своей прибыл на посланном к нему авизе ко флоту и посетил тотчас главнокомандующего: ему оказаны были генеральские почести. Узнав, какое число вспомогательных войск нужно союзникам и сделав с адмиралом условное постановление, какую плату производить им и их начальникам, Мухтар, нимало не медля, отправился обратно в Бутринто для приведения албанцев в готовность к отправлению на Корфу.

Вслед за ним послан был капитан 1-го ранга Сарандинаки[91] для отдания ему от имени адмирала визита. Офицер этот, увидевшись с Али-Пашой, убеждал его неотступно приехать на Российскую эскадру и познакомиться лично с адмиралом Ушаковым. Али-Паша долго отговаривался и колебался, опасаясь вероломства турок, которые, зная, что Порта многократно покушалась лишить его жизни, могли бы изменой его арестовать или умертвить; но все его опасения были уничтожены ручательством капитана Сарандинаки: осторожный и недоверчивый Али, считая слово русского офицера достаточным залогом, вверяет себя великодушию русских и законам гостеприимства, столь свято ими соблюдаемым.

2-го февраля отправился Али-Паша с многочисленной своей свитой на фрегате «Сошествие Св. Духа» и прибыл перед захождением солнца на адмиральский корабль. Ему были отданы почести полного адмирала. Он был в турецкой великолепной одежде, облитый золотом и украшенный бриллиантами, яхонтами и изумрудами; особенно же отличалось чрезмерным богатством оружие его.

Одежда чиновников, свиты и телохранителей пашинских соответствовала блеску их Визиря. Кадыр-Бей и прочие турецкие флагманы были ему представлены самим главнокомандующим. Они до того унизились перед ним, что целовали его полу, отличие или, лучше сказать, дань покорности, отдаваемая знатным турецким вельможам самыми нижними чинами.