Святой флотоводец России. Жизнь и деяния святого праведного воина Федора Ушакова, адмирала непобедимого

Нельзя себе изобразить сколь велико было удовольствие Али-Паши при виде всех почестей, коими его осыпали; он не скрывал оного, и на восхищенном лице его изображалось ясно удовлетворенное честолюбие.

После обыкновенных угощений по восточному обряду, т. е. потчевания трубкой, кофеем, вареньями и холодной водой, он ходил осматривать адмиральский корабль, освещенный фонарями, и обошел верхнюю и нижнюю палубы. Чистота, порядок, военное устройство, встречавшееся на всяком шагу, крайне его удивляли; на всякий предмет делал он свои вопросы и ничто не могло скрыться от прозорливого и любопытного его взора.

После этого осмотра Али-Паша, в сопровождении адмирала Ушакова и всей флагманской свиты, посетил турецкого адмирала Кадыр-Бея. Здесь пробыл он менее четверти часа, извиняясь тем, что некоторые дела принуждают его возвратиться скорее в Бутринто. Отправляясь обратно на том же фрегате, он наговорил нашему главнокомандующему множество самых лестных приветствий и благодарений за отличный прием, прибавив, что он никогда не забудет посещения своего на Российской Императорской эскадре и что считает за величайшую для себя честь сделанное с адмиралом Ушаковым знакомство.

[3]

Теперь приступим мы к описанию военных действий, которые до прибытия эскадры контр-адмирала Пустошкина и Албанского вспомогательного корпуса не могли идти столь поспешно, сколь хотелось бы главнокомандующему. 17-го февраля адмирал Ушаков занимался в течение целого дня разными распоряжениями против крепостей и острова Видо. Сочинены были на все случаи особенные сигналы; заготовлены начальникам всех отдаленных постов повеления, как в каком случае поступать; послана во все селения с верными и исправными греками повестка, каковой адмирал приглашал обывателей всего острова содействовать общими силами преднамеренному приступу на обеих наших батареях, куда предписывалось равномерно Албанским начальникам также явиться со вверенными им войсками. Все готовилось к приступу, на который адмирал Ушаков имел уже предварительно согласие товарища своего Кадыр-Бея; лестницами и прочими орудиями, нужными для штурма, войска и военные суда были запасены.

По желанию адмирала созван был общий военный Совет, состоявший из господ капитанов и трех турецких флагманов. Мнение адмирала было атаковать флотом остров Видо, этот столь важный пункт, подававший все удобства к стеснению старой крепости, но чтобы принудить оставить на нем только малое количество гарнизона, адмирал считал необходимым атаковать в то же время с сухого пути наружные укрепления С. Роко, Монтеабрам и С. Сальвадор, куда неприятель принужденным бы нашелся обратить все свои силы. Мнение столь основательное не могло не быть одобрено всеми капитанами единогласно, одним туркам таковое предприятие казалось несбыточным и они, не имея достаточных доказательств, коими могли бы оспорить большинство голосов в совете, повторяли только турецкую свою пословицу, что камень – деревом не пробьешь. Когда однако же узнали, что нападение на крепость будет совершено русскими кораблями и фрегатами, то камень стал им казаться уже не столь твердым. Они тотчас смекнули, что слава будет им с русскими пополам, а опасности только последним, а потому и одобрили тотчас во всей силе мнение главнокомандующего.

Адмирал Ушаков не беспокоился о том, что французы по данным повесткам во все места будут знать о намерениях наших; он того и желал, чтобы они для оборонительных действий развлечены были на все укрепления, чем ослаблялась бы защита острова Видо. Все приготовления наши заставляли их полагать, что нападение произведено будет гребными судами, но им и на мысль не приходило, чтобы линейные корабли или фрегаты могли приблизиться к столь ужасным батареям. По окончании совета адмирал роздал все повеления свои и сигналы.

Между тем военные действия (особенно в последние двое суток) продолжались с неослабимой деятельностью: батареи наши, усиленные двумя большими мортирами, доставленными с острова Св. Мавры, не умолкали и наносили величайший вред крепости.

Все неприятельские пушки на куртине Св. Афанасия, соединяющей с юго-западной стороны старую крепость с новой, были сбиты; казармы у Римондских ворот, все строения в старой крепости, не исключая генеральского дома, были разрушены бомбами. Пантелеймонская батарея столь жарко действовала против крепости, что французы принужденными нашлись все без изъятия перейти в казематы. Батарейные начальники имели предписание не вредить городу, дабы по возможности сберечь обывательские строения.