Медленно открывалась мне Родина – забытая, поруганная. Но моя!.. И тем любимее становилась она. Помню, как обожгли однажды строки Ивана Алексеевича Бунина. В его стихах узнал себя и всех нас.
К сожалению, мы веками «глядели с улыбкой состраданья» на Степь, не понимая, что она и есть наша Великая Родина. Мало зная о ней, поверили лжи и отвернулись от ее «последнего грошика». Погнались за миражами…
С простого желания узнать свою родословную открывалась моя
Великая Степь. И потерянное прошлое отозвалось тихим эхом. То были звуки вечности. Они подсказали ответ на новые вопросы о святом Георгии.«Христиане пусть снова станут христианами»
Неожиданно проявляет себя гармония Времени. Сегодняшнего и давно прошедшего. Ныне забыто, что вера в Тенгри
делала человека тюрком! Вера влекла к себе, собирала в единый народ, диктовала правила поведения. Они верили с убеждением, что «каждый человек должен предстать перед Богом с открытой душой» (Вновь и вновь буду повторять: религия Тенгри с ее кристально чистой моралью предписывала нормы поведения. Весь мир был им храмом, где куполом сияло Вечное Синее Небо – Тенгри. «Пастырем» там служило Слово и адаты (законы), по которым жили люди. Этого было достаточно для поддержания порядка в обществе мирян.
В среде же людей «всецело духовных» высшим органом считали Большой Собор (Улуг Кувраг), где решали текущие задачи веры, там «шлифовали» Слово, выбирали патриарха, устанавливали ранги духовности. С патриархом считались, но был он, скорее, не главным, а первым среди равных: «верховным мудрецом» называли наставника.
Главную роль играли монастыри, независимые от власти царя и патриарха, самостоятельные во всем, они слагали свой, особый институт духа и знаний. Они являлись, говоря современным языком, стратегическими центрами, где формировалась идеология общества.
Покровительствовать монастырям, создавать новые, оказывать им поддержку и помощь было священной обязанностью царей и аристократии{219}
. В одних монастырях познавали мир, науки, теологию, хранили священные тексты, писали иконы, в других вели просветительство, несли сведения о Боге Небесном простому люду…Но самой выразительной чертой сообщества, конечно, была веротерпимость{220}
. В среде тюрков не спрашивали: «Какой ты веры?» Вопрос строился иначе – «веришь ли в Бога?» Если «да», то – свой. По су-ти, то был ответ едва ли не на все случаи жизни.Бог един и мир един, отсюда – веротерпимость общества, она начиналась с самого верха, с царей.
Царская власть, заботясь о процветании страны, не притесняла иноверцев и давала приют всем пострадавшим за веру, гарантировала защиту и помощь. Так повелось с давних времен, вера в Тенгри руководила поступками.{221}
. Этот важный элемент геополитики приносил свои плоды, привлекал людей. Они, принимая власть царей с алтайской родословной, видели в них справедливых правителей.Это не плод моей фантазии. Такой образ мысли демонстрировала Кавказская Албания, где епископом стал внук Григория Просветителя, а правили Аршакиды, цари с алтайской родословной.
Здесь, уже на Кавказе, повторялась история Кашмира, который тюрки превратили в священный край, место паломничества и мысли Среднего Востока. Так было и на заповедных землях Семиречья. Теперь Кавказская Албания становилась еще одним божественным местом, где царствовали дух и вера в Тенгри.