Святые и пророки Белой Руси

В свою очередь, работы польских историков легли в основу важного направления польской политики, которое получило название ягеллоновского. Это еще раз указывает на польскую основу в написании этого произведения.

2. Поэтому, как всякий польский историк, автор всю «Историю русов» свел к истории казаков Малой Руси.

Польское казакофильство есть феномен, который объединяет не только литературу, политическую программу и фантазирование, но и зародыши национализма и нациотворчества.

Это также в духе польской исторической традиции. Ведь Московиты, по польской версии, к Руси не имели отношения. А «кровные» полякам южнорусские казаки, возникшие во времена Польско-Литовского государства, в свою очередь, воспринимались поляками, как неотъемлемая часть польской истории.

Хотя автор и утверждает, что поляки не имеют отношения к появлению казаков, но признает, что «Равно и мнѢніе Польскихъ историковъ, приписующихъ заведеніе Козаковъ ихъ Королямъ, касается только до холостыхъ Запорожскихъ Козаковъ, собравшихся въ низу ДнѢпра изъ Рускихъ охотниковъ, о коихъ Исторія пространно повѢствуетъ». До этого казацкие летописи скромно писали о казаках, но не обо всем народе русов.

Утверждая происхождение названия казаков, автор снова пользуется трудами польских историков. «Такимъ образомъ и Рускіе воины назвались конные Козаками, а пѢшіе стрѢльцами и сердюками, и сіи названія суть собственныя Рускія, отъ ихъ языка взятыя… а Козаки и Козаре, по легкости ихъ коней, уподобляющихся козьему скоку» (стр.19–20). Такой вывод названия козаков от коз также присущ польским историкам.

Поляки (Павел Пясецкий и Коховский Иероним Веспасиан) первыми выдвинули эту версию, находя сходство в созвучии слов «козак» и «коза», объясняли, что казаками назывались те люди, которые на своих лошадях были быстры и легки, как козы[140].

Эта польская версия получила распространение среди европейцев. Так, у Жана Расина, великого французского драматурга эпохи классицизма (1677 г.) вызвали интерес запорожские казаки и их происхождение. Среди черновиков его исторического произведения сохранился фрагмент, где он толкует этот вопрос, опираясь на рассматриваемый выше «Трактат о Польском королевстве» Ж. Лабурера. Объясняя этимологию слов «запорожские казаки», он говорит, что слово «казак» происходит от славянского слова «коза», а «запорожец» — от слова «пороги» (les ecueils).

Казачество для таких польских мыслителей и деятелей конца XVIII и начала XIX ст., как Коллонтай и Сташиц, Немцевич и Лелевель, было не только весомой составной частью истории давней Речи Посполитой, но и центральным, поучительным субъектом ее истории. Основная причина упадка Польши, ее разделов и ее окончательного исчезновения с карты Европы виделась ими не в жесточайшем гнете шляхтой русского крестьянского населения и казачества, а в неразумном, несправедливом отношении к свободолюбивой козатчине, в превращении естественного союзника в упорного врага.

Увлечение казачеством было повсеместным в польском обществе и наблюдалось даже у магнатов. Так, князь Август Яблоновский, стал «князем Николаем» и носил хохол, организовал своих крепостных в малое казацкое войско (которое после восстания 1831 года разоружила и распустила русская армия).

Михал Чайковский, как и его современник Духинский, определенной мерой и Генрик Жевуский, говорят о возможности какой-то новой (и потом — таки осуществленной) польско-украинской политической формации на территории Правобережной Украины[141]. Все эти идеи потом были положены в основу создания новой нации — украинцев.

Представителями провинциальной польско-украинской литературы с казачьим направлением были поэты: Е. Галли, М. Гославский, О. Гроза, М. Езерский, Т. Заборовский, Е. Изопольский, Т. Кшивицкий, Т. Олизаровский, Т. Падура, которых сегодня стыдливо замалчивают историки украинской литературы.

Но выпячивание роли казачества в истории Руси было необходимо автору по нескольким причинам. Во-первых, таким образом он уходил от проблемы исчезновения русского дворянства на территории Южной Руси.