Свирепая справедливость

Они вместе заглядывали сквозь стекло масок в отверстия, проделанные в корпусе снарядами и взрывчаткой, а потом пробирались в эти отверстия, осторожно, точно дети в доме с привидениями, и, торжествующие, выныривали с сумками, полными трофеев: монет, посуды, медных деталей.

Рука об руку бродили, нагие, по залитым ярким солнцем закрытым пляжам внутренних островов.

Рыбачили в проливе во время бурного наступления воды, вскрикивая от возбуждения, когда большой золотой желтохвост с зеркально-блестящим брюхом выскакивал из воды, чтобы схватить приманку, и фибергласовые удилища кивали и дергались.

Шли в океане, когда острова то и дело исчезали за гребнями волн и слышался только треск и шорох снастей, дрожал наполненный ветром парус, и двойной корпус катамарана с шумом рассекал волны.

Вместе разглядывали в лунном свете с длинных изогнутых берегов небесные тела, которые так трудно увидеть в беспокойном небе Европы: охотник Орион и Плеяды, ахая, когда всходили незнакомые созвездия во главе с Южным крестом.

Каждый день начинался и заканчивался чудом и загадкой большой постели, любовью, которая сплавляла их тела и души все крепче.

На четвертый день Питер, проснувшись, обнаружил, что Магды нет, и на мгновение испытал ужасное чувство потери.

А когда она вернулась, в первое мгновение не узнал ее.

Потом он понял: Магда срезала длинные темные пряди, подстриглась так коротко, что волосы пушились у самой кожи, как лепестки темной хризантемы. От этого Магда казалась еще выше, ее шея стала как будто бы длиннее и походила на стебель цветка – но с лебединым изгибом, который теперь был особенно заметным.

Она увидела его лицо и прозаично заметила:

– Я подумала, что нужно изменить внешность, раз уж я буду жить под новым именем. Отращу снова, если захочешь.

Она и сама совершенно изменилась, томное любовное настроение уступило место прежней резкой деловитости. За их последним завтраком (сладкая желтая папайя со свежим соком лайма) Магда объясняла свои намерения и быстро просматривала содержимое конверта цвета буйволовой кожи, который секретарь положил рядом с ее тарелкой.

В конверте оказался красный израильский дипломатический паспорт.

– Я решила жить под именем Руфи Леви, – она взяла толстую стопку авиабилетов, – и вернуться в Иерусалим. Там у меня есть дом. Не на мое имя, и вряд ли о нем знают те, кто не имеет отношения к МОССАД. Идеальное убежище – вдобавок под боком у моего куратора. Попробую помочь тебе, если смогу, добыть информацию для твоей охоты... – Магда протянула ему машинописный листок. – Здесь телефон МОССАД, по которому можно оставлять для меня сообщения. На имя Руфи Леви.

Питер запомнил номер. Магда смяла листок и продолжала говорить.

– Я изменила план своего отъезда, – сказала она. – Мы пойдем на яхте на Бора-Бора. Это всего в ста милях отсюда. Я заранее свяжусь по радио с друзьями. Они встретят меня на берегу после наступления темноты.

С погашенными огнями они прошли по узкому проливу в кораллах. Лодочнику Магды хватало света заходящей луны и своего знания островов.

– Я хотела, чтобы Хапити видел, что я сошла на берег живая, – негромко прошептала Магда, прижимаясь к Питеру в последние минуты перед расставанием. – Я не преувеличиваю опасность местной полиции, если мы хотим, чтобы Калиф подумал то, что нам нужно. Хапити будет молчать, – заверила она, – и поддержит твой рассказ о нападении акулы, если только ты не прикажешь ему сказать правду.

– Ты обо всем подумала.

– Я только что нашла вас, мсье, – усмехнулась она, – и не хочу снова потерять. Я решила даже поговорить с начальником таитянской полиции, когда буду там. Он мой старый друг. Когда вернетесь на Les Neuf Poissons, пусть мой секретарь свяжется с Таити...

Магда продолжала негромко говорить, подробно рассказывая о своих приготовлениях, и Питер не мог найти никаких упущений. Их прервал негромкий оклик из темноты, и Хапити тут же выключил двигатели. По инерции они продолжали приближаться к неясным очертаниям острова. О борт ударилось каноэ. Магда быстро обняла Питера, прижалась губами к его губам.

– Пожалуйста, будь осторожен, Питер, – только и сказала она, потом оторвалась от него, шагнула в лодку, и Хапити передал ей ее единственный чемодан. Каноэ сразу отчалило и исчезло в темноте. Помахать было некому, и Питеру так было легче, но, когда яхта вслепую пошла обратно, он продолжал смотреть с кормы во тьму.

В груди у него образовалась странная пустота, будто он лишился части себя; он попытался заполнить ее воспоминаниями о Магде, которые позабавили его, потому что давали пример ее быстрого и прагматичного мышления.

– Когда на рынке станет известно о твоей смерти, акции Альтмана упадут. – Это пришло ему в голову в последнее утро во время их разговора. – Я только сейчас сообразил. – Его расстроило это осложнение.

– А я сообразила уже давно, – безмятежно улыбнулась Магда. – Полагаю, за первую неделю они упадут на сто франков.

– И это тебя не тревожит?