Свита Мертвого бога

— Что неправильно? — переспросил Джарвис, радуясь хоть какому-то разговору — все эти дни Тай была не только мрачна, но и молчалива.

— Да все. В романе, когда друг спасает друга, как обычно бывает? Один становится королем, а другой — советником при нем, да еще женится на самой красивой девушке. А у нас кто что получил? Нисада — ноги, княжество и наказанного врага. Берри — свободу, молодое тело и Нисаду. Арзаль — свой гримуар, восстановление в должности и опять же месть. И только мы с тобой — ровным счетом ничего. Если не считать, что я напрягла на себя всех клириков, какие есть на свете, и черных, и серых, и белых.

— А белых-то каким образом? — не понял Джарвис.

— А ты думаешь, мать Файял еще не ищет меня с собаками? Я отпрашивалась на декаду-другую, а нет меня уже скоро три месяца. Вернусь… даже думать не хочу, что будет. А все почему? Потому, что друг обязан спасать друга, но подруга подругу может только ревновать, а спасать не должна. Не бывает в книгах такого подвига. А раз нет подвига, нет и награды. Даже Анатаормины вдосталь, как ты обещал. Ничего…

«А как же я?» — хотел сказать Джарвис, но сдержался. С той памятной ночи на «Деве-птице» Тай щедро отдавала ему свое тело, однако даже не заикалась ни о каких чувствах. Похоже, любовь она тоже воспринимала такой, как ее описывают в романах — со страстями в клочья и большим количеством слов «всегда», «никогда» и «навеки». И, не умея испытывать столь неправдоподобные эмоции, просто не считала любовью то, что чувствует по отношению к нему…

Он уже давно понял, что если не объяснится ей первым, то объяснения может не произойти никогда — и тоже не осмеливался. Может быть, это и в самом деле не любовь, а просто крепкая дружба? Раньше у него не было друга-женщины, и кто сказал, что такая дружба должна исключать постель?

— По крайней мере, у меня есть ты, — только и смог он произнести. — Я не считаю, что совсем ничего не получил.

— Да что я за сокровище? — усмехнулась Тай. — Старая, злая и вдобавок больная — уже дней десять то голова кружится, то подташнивает. Словно кто-то травит медленным ядом… Неужели мне на постоялом дворе подсыпали какой-то дряни, а я и не заметила?

— С чего бы? — усомнился Джарвис. — И вообще ты глупости говоришь. Вон, Лумтай вообще придумал, что ты из дома Каллиура — значит, видел в тебе какую-то ценность…

— Ты что, слышал, как он со мной трепался последней ночью? — мгновенно вскинулась Тай.

— Да нет, — поспешно ответил Джарвис и, вспомнив, честно прибавил: — Он мне это в первый же день заявил, в Малой гавани. А что ты так дергаешься? По-моему, любой женщине должно быть приятно, когда ее возводят в великокняжеское достоинство. А ты, если совсем честно, вполне этого заслуживаешь…

— Представь себе, никогда в жизни не хотелось быть великой княгиней или королевой. Не моя это роль, — тяжело вздохнула Тай. — И прекрасной принцессой, которую все спасают от всего, тоже не хотелось. Разве что наложницей принца, — неожиданно Тай рассмеялась, впервые после того, как они расстались с Берри и Нис. — Но ею я и так уже являюсь. Только все равно это ненадолго, — улыбка ее погасла так же внезапно, как и вспыхнула. — Даже если ты все бросишь и увезешь меня куда глаза глядят — я и без того старше тебя на три года, а через десять лет совсем постарею. А ты будешь таким же, как и сейчас, и больше не захочешь меня…

— С чего ты взяла? — удивился Джарвис, на миг воспринявший всерьез этот разговор. — Или ты не веришь в чужую верность?

— Не в долгоживущую, уж прости, — усмехнулась Тай. — Каким бы хорошим ты себя ни считал… кто изменяется, тому изменяют. Это закон жизни. И хватит об этом.

Оставшуюся часть пути до самого ночлега они проделали молча, лишь изредка обмениваясь мелкими бытовыми замечаниями.

Это была их последняя ночевка перед лаумарской границей…

Глава двадцать четвертая, в которой героев настигает в Лаумаре то, от чего они попытались уйти в Вайлэзии

Топчут нежити наши пажити —

Всех в холодную, и шабаш!

Тимур Шаов

Когда-то на том месте, где тракт пересекает границу, вкопали придорожный столб с вырезанной надписью на двух языках: «Здесь кончаются владения королей Вайлэзских и начинаются свободные земли Лаумара». Но за сорок пять лет столб сгнил, а заменить новым его, как на грех, еще не успели. Поэтому Тай с Джарвисом, миновав лежащее близ обочины трухлявое бревно, даже не поняли, что перешли границу. Только когда из-за поворота выступил характерный обелиск над первой из могил святого Мешнека, стало ясно, что Лаумар уже раскрыл путникам свои объятия.