Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии

Христос возвещает радость Своим ученикам, пищу и питие предлагает Он им на Тайной вечери. Эти пища и питие — плод труда в поте лица, труда каждого из чад Адама. Дидахе, учение двенадцати апостолов, так говорит об этой пище: «Как сей преломляемый хлеб был рассеян по холмам и собранный вместе стал единым, так и Церковь Твоя от концов земли да соберется в Царство Твое…» (Дидахе, 9.4).

Христом попрана смерть, ужас Екклесиаста преодолен Сыном Марии, глаза в глаза встретившимся со всякой болью и страданием и превозмогшим их через собственную смерть и воскресение. Есть, пить и радоваться — вот удел сынов человеческих, не только здесь, под солнцем, но и в вечном доме Отца (см. Ин. 14: 2), где уже нет солнца, нет и храма — так как там Бог все во всем, и спасенные народы ходят во свете Агнца Божия, вечного светильника (см. Откр. 21: 22–23).

Но пока и Соломону и нам нужно идти по дороге жизни, пытаясь найти этот свет и приобщиться к нему. И если нам открыто участие в трапезе Господней и дана возможность увидеть Царство Божие, пришедшее в силе и раскрывающееся в каждом конкретном человеке, то царь Израиля видит боль и не видит утешающего, понимает путь, но не видит его конца.

Мы приближаемся к самым мрачным главам, наполненным беспросветным отчаянием, потому и нуждаемся в упоминании о Христе, в напоминании о том, что преодолен страх Соломона, прежде чем столкнемся с ним.

Глава 9

На все это я обратил сердце мое для исследования, что праведные и мудрые и деяния их — в руке Божией, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что перед ним. Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и [злому], чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; кок добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы (Еккл. 9:1–2).

Перед лицом смерти для Екклесиаста обессмысливается и сама жизнь. Если всему и всем — одно, получается, что и дела наши и выбор — иллюзия. Если Бог знает, чем закончится каждая жизнь, то всякое действие человека в мире предопределено и происходит не из настоящей любви или ненависти, а как бы в пределах того «завода», той натянутой пружинки, которую Бог завел ключиком, и люди запрыгали по столу мироздания, чтобы повеселить часовщика; но Он знает, завод кончится — и фигурки упадут без движения.

Некоторые из иудейских толкователей согласны с таким видением. Так, в пересказе книги на арамейский язык — Таргуме, прямо изложена мысль: «все определено звездами издревле по воле Божией» (Свиток Когелет, 248). В «Таалумот хокма» сказано аналогично: «…обратил я свое сердце к тому, что праведники совершают иногда поступки, присущие грешникам. И ответ на это — в том, что это делается не по выбору праведника… Потому нельзя считать, что они совершают грех — наоборот, им это действие засчитывается как заповедь, ибо выполняют они желание Бога» (Свиток Когелет, 249). Далее толкователь приводит в пример Иуду и Фамарь, царя Давида и Вирсавию, Иосифа и его братьев, говоря, что все эти мрачные инциденты есть прямое действие Божие, а не следствие уклонения их собственной свободной воли ко злу.

Именно эти радикальные толкования, всего лишь логически продолжающие мысль Соломона, позволяют понять, что слова Екклесиаста суть плод аффекта. Так же в свое время было сказано у Давида — Я сказал в опрометчивости моей: всякий человек ложь (Пс. 115: 2), то есть текст, который мы так любим преподносить в качестве указания на лживость всякого человека, на самом деле — плод Давидова аффекта, эмоционального взрыва, потери надежды, так как стихом выше он указывает на обстоятельства, в которых родилось в нем такое убеждение: «я сильно сокрушен», то есть тяжкие обстоятельства породили такое негативное переживание. Аналогично и здесь: холодный лик смерти, как небытия, гипнотизирует и обессиливает Соломона, почему ему кажутся бессмысленными любые человеческие трепыхания — бессильные и, с его точки зрения, предельно несвободные.