В потребительском обществе бедность означает социальную и политическую непригодность, сперва возникающую из-за неспособности играть роль потребителя, а затем подтверждаемую, легально подкрепляемую и бюрократически институционализированную как состояние гетерономии и несвободы. Бедность связана с доходом (слишком маленьким по принятым стандартам) и с объемом имущества (слишком маленьким, чтобы удовлетворить потребности, считающиеся базовыми или жизненно необходимыми), которые в принципе можно измерить каким-то «объективным» образом (разумеется, сама идея, что их можно так измерить, предполагает, что имеются «другие» – эксперты, люди со специальными знаниями, – которые «действительно знают», что является, а что не является состоянием бедности). Однако состояние бедности не определяется непосредственно такими измеримыми показателями. В потребительском обществе, как и в любом другом, бедность есть по существу социальное состояние. Абель-Смит и Таунсенд предположили, что состояние бедности определяется степенью «социальной эффективности» (или, скорее, неэффективности). Бедный человек – это тот человек, который не может включиться в социальное поведение, признанное надлежащим для «нормального» члена общества. Разрабатывая эту идею, Дэвид Доннисон определил бедность как «стандарт жизни настолько низкий, что он исключает людей из того сообщества, в котором они живут»[62]
. Отметим, что исключают бедных людей из сообщества, делают их «социально неэффективными» не только неадекватные средства существования, но и тот факт, что состояние гетерономии и назойливое бюрократическое регулирование отделяют их от остальных членов сообщества, которые свободны и автономны. В обществе свободных потребителей спрашивать у властей, как тебе потратить деньги, – это источник позора. «Социальная неэффективность» – это своего рода клеймо, а став носителем клейма, человек делается еще менее эффективным. Все социологи, изучавшие жизнь современных бедняков, единодушно утверждают, что самый заметный аспект жизни в бедности – это самоустранение бедняков из социального взаимодействия, тенденция рвать старые социальные связи, скрываться из публичных мест в собственный дом, который превращается в убежище от реальной или воображаемой угрозы общинного осуждения, насмешки или жалости.Бюрократическое определение потребностей означает постоянное отсутствие личной автономии и индивидуальной свободы. Гетерономия жизни – вот что составляет обездоленность в потребительском обществе. Жизнь обездоленных подлежит бюрократической регламентации, которая изолирует и ослабляет своих жертв, оставляя им мало шансов нанести ответный удар, реагировать или хотя бы сопротивляться посредством несотрудничества. В жизни обездоленных политика вездесуща и всемогуща; она проникает глубоко в самые частные области существования человека, в то же время оставаясь далекой, чуждой и недоступной. Бюрократы «видят, будучи невидимы»; они говорят и рассчитывают быть услышанными, но сами слушают только то, что считают заслуживающим внимания; они оставляют за собой право разграничивать подлинные потребности и прихоти, бережливость и расточительность, разумность и неразумие, «нормальное» и «безумное». В потребительском обществе бюрократически управляемое угнетение – единственная альтернатива свободе потребителя. А потребительский рынок – единственный выход, спасающий от бюрократического угнетения.
В капиталистическом обществе на потребительской стадии этот аварийный выход открыт для большинства индивидов и выбирается этим большинством, даже если наличие остатка, для которого такой выход недоступен, представляется неизбежным и постоянным. Есть, правда, иной – коммунистический – тип современного общества, где данный аварийный выход является реалистическим вариантом лишь для небольшого и нетипичного меньшинства. В таком обществе бюрократическое определение индивидуальных потребностей и управление ими составляют центральный принцип, а не остаточную, маргинальную меру; равно как и сопутствующие ему угнетение, лишение политической полноправности и насильственная экспроприация «голоса».