Свобода

Лишь в этом контексте выбора социология может быть релевантна для наших размышлений о будущем. Социология не может нам сказать, каким будет будущее. Она не может даже гарантировать нам определенный результат, когда мы пытаемся сформировать будущее конкретным образом. Она не может, короче говоря, предложить нам определенность относительно будущего облика нашего общества – хотим ли мы переделать этот облик по нашему желанию или просто любопытствуем, «как оно все в итоге обернется». С другой стороны, социология может повлиять на наш выбор (между тем или иным действием, между действием и бездействием), осведомив нас о тенденциях, уже очевидных в настоящем, об облике вещей, к которому они приведут, действуя беспрепятственно, и о силах внутри общества, заставляющих эти тенденции работать в их нынешнем направлении. Социология также может информировать наш выбор, разъяснив последствия и взаимосвязи нашего обычного повседневного поведения, которые практически невидимы в узкой перспективе нашего «приватного», индивидуального опыта. К тому же социология может информировать наш выбор, осведомив нас о том, что выбор возможен: указав на альтернативы нашему привычному образу жизни, которые мы можем счесть (или не счесть) более радужными для того, что мы считаем нашими потребностями. Все это означает, что социология дает нам возможность делать наш выбор сознательно; использовать, насколько возможно, тот шанс свободы, который будущее не может нам не дать. Эти услуги социологии предназначены для тех среди нас, кто предпочитает действовать сознательно, пусть без уютной уверенности в успехе.

Теперь мы вступаем в область возможностей, а не фактов; и даже не вероятных фактов. Подобно всякому будущему, будущее свободы не предопределено. Среди факторов, которые в итоге определят его облик, главнейшую роль играет то направление, какое примут человеческие усилия. А его определят те, кто делает эти усилия. Подобно всем попыткам выявить внутреннюю логику в уже-завершенной-реальности, наш анализ функционирования общества ставит акцент на «системности» его механизма, на точности, с какой индивидуальный образ жизни, социальная интеграция и стабильность целого «подходят друг к другу». Из-за этого акцента общая картина не внушает особых надежд на перемены. В результате анализа потребление предстает как «последний предел» нашего общества, его единственная динамичная, постоянно меняющаяся часть; более того, как единственный аспект системы, порождающий собственные критерии «движения вперед» и потому способный считаться «прогрессирующим». Оно также предстало играющим роль эффективного громоотвода, легко поглощающего избыточную энергию, которая иначе сожгла бы самые чувствительные связи системы, и роль удобной отдушины, отводящей недовольство, напряжение и конфликты, постоянно производимые политической и социальной субсистемами, в ту сферу, где их можно символически отыграть и рассеять. В общем и целом система предстала скорее в добром здравии, чем в кризисе. Во всяком случае, она способна разрешать свои проблемы и воспроизводиться не менее, чем могли в прошлом иные известные системы и чем теоретически могут системы вообще. Мы также видели, что специфический способ разрешения проблем, улаживания конфликтов и социальной интеграции, характерный для нашей системы, имеет тенденцию дополнительно укрепляться благодаря непривлекательности того, что кажется с системной точки зрения его единственной альтернативой. Эта система успешно вытеснила все альтернативы кроме одной: как единственная «реалистическая возможность» наряду с потребительской свободой выявилось подавление, граничащее с лишением гражданских прав. Внутри самой системы не осталось выбора между потребительской свободой и иными видами свободы. Единственный выбор, еще не дискредитированный системой как «утопический» или не реалистический в каком-либо ином смысле, – это выбор между потребительской свободой и несвободой; потребительской свободой и «диктатурой над потребностями», осуществляемой либо в ограниченном масштабе над остатком «дефектных потребителей», либо в глобальном масштабе обществом, не желающим или не способным предоставить приманки развитого потребительского рынка.