Свобода выбора

Механики дружно закивали, с одной стороны – немного странно, что этот поручик – женщина, но с другой… держит себя просто, не так, как большинство офицеров, к тому же отлично разбирается в моторах, а этим не каждый из их благородий похвастаться может. Да что там не каждый, эта девушка была первой, кто показал механикам, что знает моторы лучше их! Зимин сообщил Тоше, что ей выделена отдельная комната во вновь построенном здании офицерского общежития. Девушка поблагодарила и сказала, что это очень кстати, если будет много работы и придётся задержаться, всё-таки в темноте не очень удобно ехать, хоть здесь и недалеко. Напоследок Зимин, показывая на ангар, где стояли шорхи, попросил девушку:

– Тоша, голубушка, займитесь аэропланами. Это пока всё, что есть у нас на курсах, а первая учебная группа должна вот-вот прибыть. Начальство торопит, сами понимаете, им не только теорию давать придётся, но и практические полёты организовать надо будет. Очень вас прошу!

Девушка кивнула, в конце концов, ничего зазорного в этом не было, по крайней мере, не для неё, она ведь не белоручка какая.

Поездом до Черноморска, катером до Начи, а потом обычными телегами до Начинских высших воздухоплавательских курсов. Путешествие не то что утомило – слегка обескуражило, особенно его последняя часть. Болтаться в море на какой-то лоханке, а потом возить господ офицеров телегами – это уже моветон! О чём и высказался поручик князь Курахов, лейтенант Ареньев поморщился, в отличие от кавалериста Курахова, как оказалось, страдавшего морской болезнью, Ареньев был морским офицером и поездку на катере считал вполне нормальным способом передвижения. Конечно, телега – это не очень, но как объяснил унтер-офицер, одновременно кучер одной из телег, перевозивших господ офицеров от порта к месту назначения:

– Материальная часть не полностью укомплектована, пока пользуемся тем, что есть, как сказал их высокоблагородие – главное, аэропланы, остальное потом!

Вещи прибывших выгрузили около больших палаток, казармы общежития ещё строились, поэтому первой группе, прибывшей для обучения, тот же унтер-офицер объяснил, что эти палатки и есть их временное жилище. Объяснил и, видя нарастающее недовольство господ офицеров, быстро скрылся в неизвестном направлении. Из ангара, стоящего на противоположном конце большого поля, послышался треск заработавшего мотора. Некоторое время этот треск то усиливался, то затихал, наконец мотор, несколько раз фыркнув, затих.

– Это аэроплан, – произнёс Ареньев, он уже слышал, как работают моторы этих летающих конструкций, и даже видел их полёты, когда останавливался у своего двоюродного брата в Киневе. Об этом он и рассказал своим товарищам, и сам же предложил: – А не сходить ли нам, господа, посмотреть? Если нас не встречают как подобает, то почему бы нам самим не полюбопытствовать?

Предложение было восторженно одобрено, и господа офицеры направились к бараку на дальнем конце поля.

В большом бараке было довольно светло, часть крыши была разобрана, а возможно, те панели, из которых состояла крыша, были сдвинуты в сторону. Под стеной стояли четыре аэроплана, около одного из них суетилось пять человек в комбинезонах, в такие обычно одеваются мастеровые. Эти люди, явно нижние чины (вряд ли офицеры будут заниматься такой грязной работой), не обратили на вошедших никакого внимания, вернее, обратили, но самый молодой, почти мальчишка, что-то сказал, и мастеровые продолжили заниматься своим делом. Ареньев удивлённо поднял бровь, собираясь сделать замечание, он не привык к такому к себе отношению нижних чинов, но Курахов его опередил. Подскочив к механикам, он закричал:

– Встать! Смирно! Вы, грязные морды, должны вставать, когда заходят старшие по званию!

Мастеровые, которые по возрасту были старше поручика, дёрнулись, но юнец, остававшийся совершенно спокойным, тихо, но так, чтоб его услышали все, сказал:

– Не дёргаться, у нас важная работа, отвлекаться нельзя, на всяких крикунов не надо обращать внимание.

– Что-о-о! Да я тебя!.. – заорал поручик и ударил наглого юнца в ухо. Хотел ударить, так как его рука оказалась этим юнцом перехвачена, а сам Курахов замер в неудобной позе: рука завёрнута за спину, а лицо почти уткнулось в землю. Юнец спокойно произнёс:

– Если вы попытаетесь сделать что-то подобное ещё раз, я сломаю вам руку. Если попытка повторится – сверну шею. Вы меня поняли? Не слышу ответа.

Поручик возмущённо засопел, видно пытаясь что-то сказать, но не то что хотел от него услышать этот наглый юнец, потому что рука незадачливого офицера была ещё больше вывернута, а он сам ткнулся лицом в землю. Остальные офицеры возмущённо загомонили:

– Да как ты смеешь!

– Нападение на офицера! Это бунт! За это в штрафную роту!

– Да что там штрафная рота, за это в острог, на каторгу!

– Что здесь происходит? – громко спросил вошедший генерал-майор.