Свой — чужой

Егор, кстати, еще не знал, что Валеру расстреливали в лифте вместе с Денисом. То есть про Дениса он, конечно, слышал, а про Штукина — нет. Якушева никто в такие подробности не посвящал. Относительно Валеры же Егор запомнил лишь невнятные напутствия, которые сделал кадровик, направляя новоиспеченного сотрудника на освободившееся место. Напутствия эти звучали так: смотри, дескать, не закоррумпируйся, как тот, который до тебя на этой земле был, а потом с мафией связался. Поэтому на вопрос Штукина Якушев смог лишь неуверенно пожать плечами:

— Ну, говорят…

— Говорят, козлов доят! — резко перебил его Валера, и Егор чуть опешил:

— Ты чего завелся-то?

Штукин молча закурил. Якушеву спросить напрямую о причинах увольнения было неудобно, и он задал более дипломатичный вопрос:

— А куда работать пойдешь?

Егор поинтересовался этим искренне, полагая, что ведь должен же нормальный человек иметь каждый день какое-то занятие.

— Я работать не могу, — вздохнул Валера и, поймав удивленный взгляд, объяснил: — Я коров боюсь.

— Извини. — Якушев почему-то почувствовал себя неудобно и, чтобы уйти от скользкой темы, поинтересовался мыслями Штукина о коллективе.

Валерка от выдачи персональных характеристик уклонился:

— Компания что надо. Звезд с неба никто не хватает, а тут этого и не требуется. Есть дурак, есть такой, что все время орет корабельским матом, все есть. Предателей нет. А это главное.

В это время зазвонил телефон. Штукин снял трубку — старую, такую, от мембран которой голос абонента слышен не только тому, кто с ним непосредственно разговаривает:

— Слушаю, Якушев!

— А где Штукин?

— Уволили.

— Как?

— За связь с мафией.

— Так потому и уволили только, что с мафией связан был! Я же говорил! Мафия и не дала привлечь к уголовной ответственности!

— Именно так. Я пока только в курс дела вхожу — вы перезвоните, пожалуйста, через пару дней.

— Обязательно!

Валера повесил трубку и пояснил:

— Терпила по угону. Думает, что мы тут уже неделю под зеленой лампой мозгуем, пытаясь нащупать ниточку, ведущую к его авто. Такие кровушку у тебя попьют — раз по семь в неделю звонить будет с воспоминаниями о том, как месяц назад он в универсаме видел подозрительную личность.

— А машину не найти? — наивно спросил Егор.

Штукин рассмеялся:

— Чудак-человек! Ты — в окопах, стало быть, основная твоя задача — контролировать блатоту и укрывать мелкие преступления от статистики… А по поводу его машины — я тебе так скажу, птица-голубь, — ее, скорее всего, разобрали в боксах около Дворца культуры имени Кирова. Так как ожидаются вопросы «кто?» и «почему же милиция попустительствует?» — отвечу, что боксы держит некто Гуссейн, бывший мошенник с рынка на Энергетиков. В этих боксах много чего происходит интересного, потому что Гуссейн напрямую общается с начальником угонного отдела главка. Его фамилию легко запомнить: Филин. Гуссейн — человек неприятный, но Филин за него заступается, потому что тот пару раз в год дает ему на смачные угоны набой. Это действительно так. К тому же в боксах некоторые наши опера подъедаются. Кому — покрышка, кому — шаровая… Ты не удивляйся, не млей — тут такое на каждом углу. Это же окопы, значит — нищета. Ты присмотрись сначала…

Якушеву взгрустнулось от этой «правды жизни», и он осторожно кашлянул и поднял руку — словно ученик, обращающийся к учителю:

— Хотелось бы узнать, а хорошее настроение здесь случается?

— Сколько угодно, — ответил Штукин и выглянул в коридор. — Паша!

— У-у-у, — донеслось из коридора.

— Дай рапорт на Галиева!

— Сам возьми!

— Вот видишь, — обернулся Валера к Егору. — Тут где сядешь, там и слезешь!

Штукин сходил в соседний кабинет и принес оттуда ветхий лист бумаги. Лист этот он сунул Егору:

— Тут достаточно прочитать только резолюцию.

Якушев взял зачитанный до дыр рапорт и внимательно глянул, с трудом разбирая незнакомый почерк. Резолюция на рапорте гласила: «…Не надо кушать мой мозг! Пусть Медведев нассыт в ботинки Галиеву и успокоится!»

Штукин аккуратно вынул рапорт из пальцев Егора, заметив, что тот прочитал главное.

— Суть сей драки в том, что старший сержант Галиев по пьянке нассал в ботинки старлею Медведеву, дежурному по отделу, когда тот прилег покемарить. А дурак Медведев написал рапорт с просьбой Галиева поставить в другую смену. Мнение по этому поводу начальника отдела ты читал.

Якушев засмеялся, а Валера продолжил, тряхнув липовыми агентурными делами:

— И такого счастья здесь больше, чем вот такого бумажного горя. Ладно. Больше тут ничего нет. Так. Есть такое понятие — лицевой счет. На нем вся эта макулатура и зарегистрирована. Ты расписываешься — и все это счастье твое. А я пошел из этой жизни.

Штукин начал еще что-то перекладывать, рвать какие-то бумажки, а потом сказал уже безо всякой иронии:

— Ты быстро поймешь, к своим ли попал. Если нет — штык в землю и долой! Не мучь себя и других. Я это говорю потому, что у тебя лицо неглупое…

Егор кивнул. Ему становилось все более и более интересно. Попрощался же Валера со своим преемником так: