Юная учёная покачала головой, будто удивляясь моим словам, затем подняла посох и постучала им по столу. Тарелки вместе с угощениями погрузились в столешницу.
Вместо них из пола выплыли три стула. Взмахом руки Кардинал предложила нам сесть. Я принял предложение, расположился и уставился на пустую поверхность стола.
Разумеется, я вовсе не пытался представить на ней исчезнувшие пирожки. Вместо них я воображал «тот, который чёрный» — так я пока называю свой клинок. Но поскольку мне редко доводилось держать его в руках, образу явно не хватало деталей.
Юджио сидел рядом и морщился, видимо, он пытался делать то же самое и с аналогичным успехом.
— Уважаемая Кардинал, это вообще возможно? — спросил он. — У нас нет настоящих мечей, а вы просите представить их высвобожденные формы…
Кардинал, сев напротив, неожиданно заявила:
— Хорошо, что нет. Когда меч перед глазами, воображение зацикливается на том, что видите. Вам не нужны ни глаза, ни руки, чтобы приблизиться к воспоминаниям мечей, прикоснуться к ним и выпустить на свободу. Хватит и глаз вашей души.
— Глаз души, говоришь… — пробормотал я, вспомнив, как ожили зефилии.
Действительно, в тот раз я не трогал ни священные цветы, ни умирающие зефилии. Я даже не смотрел на них, только верил и представлял, как жизненная сила выходит наружу, собирается в сгусток и вливается в цветы.
Юджио, видимо, тоже более-менее понял девочку и закивал в ответ. Юная учёная улыбнулась нам и выспренным тоном объявила:
— Что же, начните с образа клинка, лежащего на столе, и продолжайте, пока я не остановлю вас!
— Понял.
— Хорошо, попробуем.
Коротко ответив, мы с Юджио поёрзали на стульях и опустили глаза на дощатую поверхность.
В прошлый раз я сдался за пять секунд, но теперь смотрел и смотрел. Спешить было некуда, так что для начала я очистил разум от посторонних мыслей.
«Тот, который чёрный». Мне стало немного жаль свой клинок, я ведь до сих пор упрямо называл его этим дурацким именем.
Я срубил ветку с самой макушки Гигас Сида и отдал ювелиру Садоре в Центории. У него ушёл ровно год на то, чтобы выточить клинок. Я забрал меч седьмого марта, сегодня двадцать четвёртое мая. Получается, мы не провели вместе даже трёх месяцев. Если не считать тренировок и полировки, я доставал его из ножен всего два раза: для поединка с Воло Ливантином, старшим курсантом прошлого года, и во время битвы с Райосом Антинусом, старшим курсантом этого. И всё.
И оба раза чёрный меч проявлял невероятную силу, помогая мне будто бы по собственному желанию, невзирая на то, что именно я в своё время срубил Гигас Сида, его прошлое воплощение. Хоть мы и знаем друг друга недолго, когда я беру его в руку и провожу навыки мечника, мной овладевает такое воодушевление и чувство единства с мечом, которое ничуть не уступает ощущениям от любимых клинков из прошлого.
И тем не менее я до сих пор не придумал имя чёрному мечу. Возможно, дело в том, что он слишком ярко, слишком разительно отличается от «Голубой розы» Юджио.
Белый и чёрный. Цветок и дерево. Два меча, одновременно похожие и противоположные.
Все эти два года с начала нашего путешествия меня не покидает безосновательная тревога: уж не суждено ли «Голубой розе» однажды схлестнуться с чёрным клинком?
«Этого никогда не будет», — твердила логика. У нас с Юджио, хозяев клинков, нет никаких причин сражаться друг с другом. И в то же время мне казалось, что у мечей на этот счёт другое мнение, ведь «Голубая роза» — то самое орудие, которое срубило Гигас Сида…
Вместо пустоты мой разум заполнился опасениями и воспоминаниями, однако я продолжал воображать чёрный меч, лежащий на столе. Рукоять, обтянутая чёрной кожей. Простое коническое навершие. Лихо изогнутая гарда. Довольно толстое лезвие, блестящее словно кристалл, а вовсе не как древесина. Свет проникал внутрь него и озарял бритвенно-острую кромку и остриё…
Сначала образ клинка напоминал мутный мираж, но чем сильнее размывались мои мысли, тем отчётливее становилось видение. Вскоре меч на столе стал казаться таким реалистичным, что я ощутил и его твёрдость, и вес, и даже тепло.
Я неотрывно смотрел на блестящее лезвие и вдруг услышал вкрадчивый голос Кардинал:
— Глубже. Ныряй ещё глубже, пока не достигнешь воспоминаний меча, его истинной сути.
Вокруг меча беззвучно растекалась чернота. Она накрыла и стол, и пол, и книжные шкафы, и лампы, погрузив мир в кромешную тьму. В чёрной бесконечности остались лишь я и клинок. Меч поднялся, повернулся остриём вверх и застыл в пустоте. Мои очертания расплылись и растаяли, и клинок поглотил оставшееся на их месте сознание.
Я неожиданно превратился в кедр, уходящий корнями в холодную землю. Вдали со всех сторон виднелись дремучие леса, но поблизости не росло ни одного дерева. Одиноко стоял я посреди круглого пустыря. Попытался заговорить со мхом и папоротником, растущими у моих корней, но те не отвечали.
Одиночество.
Беспросветное одиночество наполнило меня. Хвоя не дотягивалась до крон других деревьев. При каждом порыве ветра я тянулся ветками, но никак не мог достать.